Гроза над Миром - Венедикт Ли

 – Я лучше прилягу, – сказала Наоми. – Он должен увидеть меня слабой.

 – Поставлю охрану, – заторопился Гордей.

 – Не надо. Строгий приказ – не сопротивляться, пусть даже кого убьют. Где Пини?

 – Здесь я. Хочешь, чтоб была рядом?

 – Да.

 …Арни вошел один. Высокий, сильный, бесконечно усталый человек. Я с испугом увидел в его руке маленький револьвер. Наоми медленно поднялась с постели, босоногая, в белой ночной сорочке и, так же медленно, подошла к нему. Голова склонена, руки вытянуты вдоль тела.

 С минуту оба молчали. Потом Арни протянул ей револьвер, рукояткой вперед.

 – Забери. Жуткая штучка. И это – тоже твое, от Ханны, – он протянул ей сверток. – А теперь ваше светлое высочество может приказать очистить от меня Мир.

 У Наоми тряслись руки, когда она принимала странный дар. Склонилась перед Арни в глубоком поклоне.

 – Каждый – виновен. И каждый чем-то искупил вину. Чтобы спасти город, я готова была лишиться тебя.

 Я старательно прятал усмешку. Наоми выкрутилась и здесь. Арни так расчувствовался, что готов был прослезиться - это в его характере. Он снова с нами, его талант и военное могущество добавились к нашим скромным силам. В такой ситуации и ганцы скоро запляшут под нашу дудку. Но как все обернулось!

 Спустя двое суток с того часа, как Наоми предстояло умереть, в ее руках оказался, фактически, весь Вагнок. Едва ее не сгубивший, авантюрный замысел овладеть Островом, сказочным образом становился явью. Я провидел ближайшее будущее. В нем неизвестный автор сложил следующие строки, и добавить к ним нечего:

 Буря сменилась покоем,

 Долго он Островом ждан.

 Твердою правит рукою

 Хозяйка – Наоми Вартан.

 Чужда любви и надежды,

 С сердцем, отринувшим страх,

 Больше не станешь ты прежней,

 Бедная наша сестра.

 Быть навсегда одинокой,

 Друга не знать никогда –

 Ты заплатила жестоко,

 Властвуй, Наоми Вартан!

 А, впрочем, добавлю. Титул-то прижился! Ra helo exelensa Insulo Maora – Ее светлое высочество – Хозяйка Острова. 

14. СТРАНСТВИЕ УРСУЛЫ

 Урсула начинала готовить ужин к возвращению Тойво, когда с моря донеслись глухие раскаты. Подумала: что-то не так. Может, Тойво напутал чего в своих планах? Страшно ухнуло. Стекла разом выдавило из оконного переплета, Урсула едва успела пригнуться у плиты. С недоумением увидела капли крови, сочащиеся из оцарапанной острым осколком ладони. Схватила завернутые в тряпицу еще горячие лепешки, и бросилась вон из кухни с криком:

 – Дани! Возьми большую флягу!

 Старший сын взбежал по скрипучей лесенке на второй этаж, скинул вниз загремевшую жестяную банку с завинчивающейся крышкой. Следом Дани без подсказки швырнул тяжелый пневматический игломет Урсулы. Молодец.

 Последовал сильный беззвучный удар, бросивший Урсулу на пол. Когда она пришла в себя, во рту стоял вкус крови, в ноздри лез кислый пороховой запах. Верхний этаж, наполовину снесенный взрывом, горел. Маленький Ян молча сидел рядом на полу и, не отрываясь, смотрел на мать.

 Урсула с трудом поднялась на ноги, споткнулась об игломет, подобрала его, чуть не упав снова. В голове гудело. Ян так и не издал ни звука, когда она подхватила его и бросилась вон из горящего дома, что одиннадцатый год служил им с Тойво надежным пристанищем.

 Она не пыталась позвать Дани, разыскать его. Ракета попала в верхний этаж, когда мальчик только собирался спускаться вниз, и взрывом его тело разметало в кровавые клочья. Перешагнув порог дома, чтобы навсегда его покинуть, Урсула едва не наступила на оторванную тонкую детскую руку.

 Зажигательные бомбы падали на Тир беззвучно, как во сне, и также неслышно горели дома на улице, и Урсула поняла, что оглохла. Свернула налево в переулок, ведущий на северную окраину гибнущего города, и пустилась бежать, крепко держа Яна на руках.

 Мощеная обломками вулканического туфа улочка сменилась грунтовой дорогой, обсаженной густо теснящимися кустами миусса. Впереди Урсула увидела знакомый деревянный мостик через Вайпи – ручей, текущий со склонов Тирхольма. Но переходить на другую сторону прорытого водой глубокого оврага не стала, а спустилась вниз по узкой тропе вдоль крутого склона, прижимая к груди Яна немеющей от усталости рукой.

 Опомнилась уже сидя у воды. Ян что-то говорил ей.

 – «Я плохо слышу, сынок», – сказала на джойлик.

 Маленькие пальчики Яна быстро задвигались, отображая знаки невербальной речи:

 – «Где Дани?»

 Урсула не стала скрывать, что его старший брат умер. Ян не заплакал, только надолго замолчал. Края оврага поднимались над ними на десяток метров вверх, и там часто вспыхивала полоса ночного неба, отражая взрывы ракет и снарядов, что с жестокой методичностью извергал из себя «Громовержец». Тойво влип, сделала вывод Урсула: не могло же ему везти вечно.

 Небо осветилось и поднялось в недосягаемую высь. Несколько секунд спустя над их с Яном головами пронеслась ударная волна, и темный силуэт моста наверху исчез. Урсула погрузилась в странное, похожее на транс состояние – прежняя жизнь навсегда окончилась. Битва наверху постепенно сходила на нет и над Урсулой и Яном сомкнулась ночь. Предстояло решать, что делать дальше.

 Урсула давно привыкла к тому, что сложные рассуждения ей не удаются, и сейчас лишь бездумно вглядывалась в темноту. По щиколотке пополз муравей, щекоча кожу, пока Урсула не смахнула эдакого докуку прочь. Повернулась удобнее, подобрала под себя ноги. Игломет за спиной мешал прислониться к теплой, нагретой за день стене оврага и она осторожно сняла его, положив на колени. 

 Мешало что-то еще, и Урсула вдруг сообразила, что это прицепленная к поясу пустая фляга. Тю! Как не заметила сразу? И, разве взяла-таки ее с собой? Тоже непонятное, но давно привычное свойство памяти: некоторые дела вершились, как бы сами собой.

 В ушах уже давно ощущалось свербение и нарастающий звон, завершившийся вдруг резким щелчком, и Урсула услышала шорох ночного ветра в темном русле ручья. Ян потянул ее за подол платья.

 – Мама, пить!

 Урсула наполнила флягу, напилась сама и напоила сына. Вскоре оба уснули чутким, тревожным сном.

 Утро занялось над Миром ласковое, нежное. Урсуле не хотелось лезть наверх, чтобы увидеть еще дымящиеся развалины Тира. И она не отдавала себе отчета, почему решила бежать с сыном на север от города. «Я – пустоголовая», – привычно подумалось ей.