Спитамен - Максуд Кариев

Что бы она делала, если бы не знала, что где-то поблизости находится Антик?..

Тяжко человеку, когда у него камень на сердце. А если сердце придавит скала?.. А если гора?.. В последнее время несчастье за несчастьем обрушивались на Спитамена. Собрать их в кучу, такая гора и образовалась бы. Но труднее всего пережить, когда покидают тебя последние друзья. Когда обманываешься в людях и теряешь последние надежды, просто жить не хочется. Настроение седока всегда передается лошади. Конь под Спитаменом плетется понуро. Спитамен его и не торопит. Куда спешить?.. Зачем?.. Это раньше он, возвращаясь издалека, всегда торопил Карасача — хотелось поскорее оказаться дома, обрадовать Одатиду добрыми вестями, дорогими подарками, подхватить на руки детей. Тогда у него был дом, а в нем благополучие. Эх, Карасач, Карасач!.. Если он чувствовал, что Спитамен почему-либо не в духе, то несся галопом по вольной степи, будто у него выросли крылья, чтобы и хозяин почувствовал себя окрыленным. И любая грусть слетала со Спитамена со встречным ветром, а ароматы трав слегка пьянили и взбадривали… А сейчас он едет, опустив голову, и со стороны могло бы показаться, что он дремлет. Ни весна его не радует, ни свежая зелень трав, ни цветы, ни песни журчащих в вышине жаворонков…

С утра несколько раз менялась погода. То набегали тучи и по степи бежали серые тени, пока не сливались вместе и не начинал моросить дождь. Потом ветерок прогонял облака к северу, промытое небо сияло, как шелк, а солнце щедро осыпало землю теплыми лучами. В низинах курился мглистый туман, макушки холмов, покрытые цветами, будто щеголяли в пестрых бархатных тюбетейках. Но Спитамен не замечал ни дождя, ни солнца. Порой ему чудился топот настигающего его коня, и он оборачивался, думая, а вдруг кто-нибудь из соратников все-таки пустился вслед за ним. Однако оказывалось, что так гулко бьется его собственное сердце, или обманулся, приняв топот копыт своего коня за поступь чужого. Вздыхал и снова думал, как ему теперь быть. Уже голова распухла от мыслей, а выхода не находилось. И сколь бы долгой ни была дорога, вряд ли он что-нибудь придумает…

Между ним и Датафарном было обусловлено, что если Датафарн не прибудет в срок, то Спитамен выедет ему навстречу — по направлению к старому замку Бага. Минули все сроки, и Спитамен прождал его еще более недели. Датафарна все не было. Стали доходить всякие слухи, горше смертного яда. Ждать более было бессмысленно, и Спитамен с дружиной из семнадцати человек тронулся к замку Бага. Менее чем за неделю достигли они развалин старого замка, который находился почти в центре пустыни, у черта на куличках. До этого Спитамен там ни разу не бывал. Да и мало кто бывал там, разве только чабаны время от времени забредали с отарами, и то редко. Травы там мало, одни пески.

На высокой перекладине давно отсутствующих ворот сидела недвижно сова, уставилась на въезжающих всадников. Пронзительно взвыл где-то шакал. На полуобвалившийся купол храма, под которым неведомо когда горел огонь, плавно опустился орел с длинной оголенной шеей, поскоблил когтями брюхо и, поминутно оглядываясь по сторонам, принялся чистить перья под крылом.

Высокие глинобитные стены, на протяжении веков омываемые дождями, обдуваемые ветрами, местами развалились до основания. Кое-где возвышались башни с бойцами, еще и теперь не утратившие своего грозного вида. В глубине крепости, позади развалин торчали два огромных засохших дерева, напоминая простертые из-под земли к небу руки.

Оглядев представшие глазам развалины, Спитамен повернул коня налево, в обход полуразвалившегося храма. У подножия крепостных стен в углублениях собирались дождевые воды, снег, и копилась влага. В этих местах буйно разрослись сорные травы.

В южной стороне крепости сохранилось несколько хижин, правда, осевших и почти до подоконников вросших в землю, но в них можно было еще укрыться от дождя и песчаных бурь. Здесь и решил расположиться Спитамен со своей немногочисленной дружиной. Всадники спешились и, стреножив коней, пустили пастись. Сами же быстро развели костер и стали жарить мясо убитой по пути лани…

А Спитамен обошел всю крепость, исходил ее вдоль и поперек, смутно надеясь набрести на следы недавнего пребывания здесь людей. Но ни пепла на месте старых костров, ни лошадиного помета он нигде не приметил; и травы стояли несмятые, кучи наметенного мелкого песка волнисто приглажены ветром, и ни единого следа нигде…

Они пробыли в замке Бага четыре дня. Если бы Датафарн выехал в срок, как уславливались, то уже давно был бы здесь. Он не приехал. Но Датафарн был не из тех, кто не сдерживает данного слова. Либо он мертв, либо на него в самом деле напали даки и вынудили повернуть обратно. Никто об этом вслух не говорил, но каждый про себя думал именно так…

Простирающаяся вокруг пустыня не была богата дичью. Им удалось подстрелить всего двух куланов. И вскоре у них вышли все продукты.

На седьмой день Спитамен сказал:

— Ждать больше не имеет смысла. Седлайте коней, поедем обратно.

Джигиты повиновались, молча оседлали коней; однако движения их были вялы, будто они делали это через силу. Спитамен и сам был крайне подавлен, решил, что джигиты переживают не менее его, потому у них столь удрученный вид. Не смотрят ему в глаза, будто в чем провинились.

А когда сели в седла, один из них подъехал к Спитамену и, отведя в сторону взгляд, сказал:

— Сахибкирон! Не обессудь за те слова, которые я тебе сейчас скажу…

— Ну?.. — кивком подбодрил его Спитамен, накручивая на руку конец повода.

— Ты возвращаешься в аил массагетов, потому что там твоя семья. Нам незачем ехать с тобой. Отсюда наши дороги расходятся…

Спитамен лишь усмехнулся краем рта.

— А я вас принимал за героев, которые не сложат оружия, пока не примут последний бой с врагом…

— Искандару помогает Бог. Одолеть его невозможно…

— Разве мы его не били? Вот только соберем силы и опять ударим, да так…

— Не стоит нас уговаривать, сахибкирон. Мы все между собой обговорили и приняли решение… Мы тебя уважаем, прими наш низкий поклон, — с этими словами джигит прижал к груди руку и низко опустил голову; следуя его примеру, поклонились и все остальные. — Но и ты должен нас понять, — продолжал молодой воин. — У нас дома остались престарелые родители, жены, дети. Мы не видели их больше года, не знаем, как они живут и что с ними, имеют ли кусок лепешки к обеду… А сейчас весна, самое время пахать землю. Ведь она нас кормит. Если мы сейчас не вернемся, то наши семьи останутся голодными…

— То, что вы взрастите, у вас отберут враги, — глухо обронил Спитамен.

— И все же что-то останется, — возразил воин. — Мы не дадим своим детям умереть с голоду…

— Можешь не продолжать, — сказал Спитамен и, помолчав, спросил: — Сколько воинов уезжает с тобой?

— Все.

Спитамен обвел всех грустным взглядом. Глаза его заволокли слезы, и лица воинов расплывались. Вздохнув, он поднял руку, продетую в ремешок камчи, и сказал:

— Прощайте!.. Желаю вам застать своих близких в добром здравии!..

— Прощай, сахибкирон!.. — ответили воины вразнобой.

Спитамен хлестнул коня плетью и помчался не оглядываясь.

Сколько дней он был в пути, не считал. Ночевал в буераках, иной раз даже не разводя костра, завернувшись в тигровую шкуру, в которой было одинаково тепло что летом, что зимой. Едва начинало светать, не успевала еще на горизонте погаснуть Венера, он трогался в путь. А сегодня с утра все чаще стали попадаться знакомые места, и он рассчитывал еще до заката быть дома. Но лошадь устала и еле плелась, и дай — то Бог, если он въедет в аил к полуночи.

К вечеру вновь небо затянули тучи, и быстро стемнело. Сквозь рваные облака то проглядывала луна, заливая землю голубоватым светом, то снова пряталась, весь мир погружался в темноту, и было удивительно, как это конь находит дорогу.

Яркие сполохи неожиданно осветили степь, и над головой глухо пророкотал гром.

Конь под Спитаменом, всхрапнув, резко остановился, по его спине пробежала дрожь. Спитамен поддал ему в бока стременами, но он ни с места. Иль кого-то почуял?.. Спитамен до рези в глазах вглядывался в ту сторону, куда смотрел, прядая ушами, конь. В этот момент вновь проглянула луна. На небольшом холме совсем неподалеку словно бы всколыхнулись тени, вспыхивали и пропадали зеленоватые огоньки, которые легко было принять за светляков, если бы они не были парными. Конь тревожно заржал и попятился. Волки!.. «Только вас сейчас и не хватало!..» — подумал Спитамен, проверяя на ощупь, сколько в колчане осталось стрел. Четыре. Всего четыре. А волков, похоже, гораздо больше. Они сливаются с темным барханом, то там, то тут вспыхивают их глаза. И все ближе, ближе, слева, справа. Хотят обойти, чтобы отрезать путь к отступлению.