Спитамен - Максуд Кариев

Каллисфен вино из кубка отпил, но кланяться наотрез отказался. Царь не стал его неволить, лишь усмехнулся, подумав: «Был ли он на том пиру?..»

Кто-то пошутил:

— Отныне ты многое потерял, о Каллисфен!

— Всего лишь один поцелуй! — в тон ему весело ответил Каллисфен.

Царь, подав знак, чтобы все садились, опустился в кресло, досадуя в душе, что в самом начале пира ему испортили настроение. Виночерпии бросились вновь наполнять кубки.

В разгар пира, когда уже смешались музыка и гул голосов, полуобнаженные танцовщицы танцевали уже на пределе, а кто-то отправился позвать гетер, к Александру подошел Кен и, наклонясь к уху, сказал:

— Двое варваров требуют допустить их к тебе.

— Что им надо? — нахмурил брови царь.

— Уверяют, что им известно, где находится Спитамен.

Глаза Александра загорелись.

— Вели привести их в комнату для гостей, — сказал он.

Кен, кивнув, удалился.

А через некоторое время зал оставил и царь. И все поняли, что произошло что-то чрезвычайное. Ибо просто так, когда самое интересное впереди, Александр пира не покинул бы.

Кто б ни пришел в этот мир…

Уже которую ночь Одатида не спала, ждала мужа. Днем — то себе места не находила, не покидало чувство, что из всех углов, где прячутся темные тени, на нее смотрит беда. А ночью и подавно — весь мир казался враждебным. Она прислушивалась к доносящимся снаружи шорохам, и ей чудилось, то не ветер прошелестел, а кто-то тихонько крадется, не свора собак пробежала мимо, а стая голодных волков, не птица прокричала, пролетая над хижиной, а злой дух кличет ей на голову несчастье. Спанты все нет и нет, минули все сроки, он же никак не возвращается. Уехал с семнадцатью оставшимися верными ему людьми навстречу Датафарну, прослышав, что тот, спеша к нему на помощь, угодил в засаду. В глухой массагетский аил кто-то принес весть: отряд Датафарна подстерегли полудикие даки, напали и разграбили. О Ахура — Мазда, убереги от этого, это было бы крахом. С самой осени Спитамен ожидал друга, стал молчалив, ходил мрачнее тучи. А когда услышал эту черную весть и вовсе сник, как никнет дерево, опаленное горячим ветром, как никнет орел, сломавший крыло и потерявший надежду хотя бы еще раз подняться в небо. Одатида никогда не видела его таким несчастным. И только теперь ей неожиданно подумалось, что он ведь тоже не каменный, обыкновенный человек, из плоти и крови, что его сердце способно испытывать боль, как и у других. Она подсела к нему и, погладив по руке, сказала: «Разве ты прежде не попадал в переплеты. И всегда находил выход. Не теряй мужества…» Он кивнул и благодарно улыбнулся. «Я с моими джигитами поеду ему навстречу!» — сказал и, вскочив, отправился к Саксону — ота, без согласования с которым в аиле не принималось ни одно сколько-нибудь важное решение. Вернулся от него Спанта не скоро, долгий состоялся разговор между ним и великомудрым Саксоном. И видно, не из приятных. Потому что Спанта вернулся еще более мрачным, чем ушел. Однако ни о чем расспрашивать его Одатида не стала. Решила, что не стоит на рану сыпать соль. А зря, теперь жалеет, что не выпытала, о чем был тот разговор. Сейчас ей так хотелось знать об этом…

Она помогла ему оседлать коня. Вооруженные джигиты, сидя в седлах, уже дожидались за воротами.

Держась за стремя, Одатида проводила Спанту до самой окраины аила. И трое детей их, балуясь, толкая друг дружку, весело вышагивали обочь дороги. Привыкшие к частым поездкам отца и его благополучным возвращениям с подарками, они не подозревали, какая к ним близится беда.

Минул почти месяц, как Спанта уехал, и точно в воду канул. Ни слуху ни духу о нем. У Одатиды уже сердце не выдерживало…

А третьего дня, едва дети выбежали из хижины поиграть с мальчишками, явился к ней без вызова Антик, будто специально поджидал, когда она останется одна. Она сидела за низеньким столом, натянув на колени подол, и латала младшему штаны, протертые на коленях. Антик появился столь неожиданно, что она вздрогнула и уколола палец. Зная, что этот молчаливый, замкнутый и мрачноватый с виду молодой мужчина всегда где-то поблизости, она чувствовала себя в безопасности и была спокойна как за себя, так и за детей. Уж сколько времени он опекает их в отсутствие Спанты, и ей ни разу не пришлось усомниться в его преданности. Высокий и худощавый, казавшийся даже щуплым, Антик, обычно стоящий перед ней со слегка опущенной головой и от этого выглядевший сутулым, был способен защитить их один от пяти-шести вооруженных воинов. Она это знала и была преисполнена к нему благодарности. Однако без надобности никогда его не звала, а он до сей поры не смел являться без вызова. Поэтому она была крайне удивлена его приходом и ждала объяснений, глядя на него строго снизу вверх. Он постоял некоторое время молча, низко наклонив голову и прижав руки к груди, то ли собираясь с духом, то ли подбирая слова.

— У меня есть что вам сказать, моя госпожа… — произнес он сдавленным голосом.

— Говори, — разрешила она.

— Вам нужно как можно скорее покинуть аил. Тайно… чтобы никто не видел…

— Разве ты не мог сообщить об этом своему господину, дождавшись его? — строго спросила Одатида.

— Я думаю, даже вы не знаете, когда он вернется. А ждать у нас нет времени…

— К чему такая спешка? — спросила Одатида, стараясь казаться спокойной, однако чувствуя, как начинают дрожать губы, а сердце, сжимаемое страхом, колотится все сильнее.

Антик долго молчал, не поднимая глаз. На его заострившихся скулах вздулись желваки, а пальцы нервно теребили полу старого, залатанного во многих местах халата из грубой, как мешковина, ткани. Если повнимательнее приглядеться, то можно заметить у него спрятанное под одеждой оружие. Этот молодой красивый сильный мужчина, способный рукой, как мечом, пропороть насквозь брюхо быку или перерубить ребром ладони оглоблю, мог бы стать телохранителем любого могущественного сатрапа и получать высокое жалование, но он до сих пор остается при них, хотя уже давно не получает за службу никакой мзды. Чтобы прокормить себя, ему приходится прислуживать у богатых людей. В аиле к этому привыкли: если надо кому нарубить дров, или забить быка, зарезать овцу, вскопать огород — посылают за ним. Никто лучше и быстрее Антика этого не сделает. И вознаграждают его тем, что имеют сами. Он нередко и Одатиде приносит то немного муки, то масла, то кусок мяса… В последнее время в ее жизни все больше дней, когда, если бы не он, их телохранитель, она бы не знала, чем накормить детей в отсутствие мужа. А муж — то ведь чаще отсутствует, чем находится дома…

— Детям вашим грозит беда… — еле слышно проговорил наконец Антик.

Слова эти обожгли Одатиду.

— Беда?.. — переспросила она, вздрогнув. — О чем ты, Антик?..

— Искандару стало известно, где находится Спитамен. Он спешит сюда с войском. Остановился в селении, до которого отсюда всего день пути..

— Знает ли об этом Саксон?.. — упавшим голосом произнесла Одатида. — Может, если его попросить, он переправит нас в другой аил?..

Антик усмехнулся и отрицательно покачал головой.

— Он этого не сделает.

— Почему?

— Искандар потребовал у него выдать либо Спитамена, либо его детей. Иначе он сровняет с землей аил, а жителей его обратит в рабов…

Одатида, подумав, сказала:

— Хорошо, мы покинем аил. Но почему мы должны сделать это по-воровски, словно у кого-то что-то украли?..

— Госпожа, мне не хотелось бы говорить вам все…

— Говори! — потребовала Одатида.

— Спитамену до сей поры позволялось отлучаться из селения лишь при том условии, что вы останетесь тут. Пока он не возвратится с обещанным золотом, вас отсюда не выпустят…

— Не хочешь ли ты сказать, что нас тут держат как заложников?!

— Именно так, — кивнул Антик.

— Однако, как только сошел снег, я много раз выезжала в степь, чтобы насобирать шпинату и молодых одуванчиков для пирогов…

— В это время в аиле оставались ваши дети. Может ли кто усомниться, что вы к ним не вернетесь?

— И мои сыновья с дружками из местной детворы уносились верхом далеко в степь и устраивали там скачки!..

— Они еще в таком возрасте, когда родителей не покидают. Но стоит вам выехать вместе, вы будете тотчас возвращены в аил.

— Неужели они посмеют? — спросила Одатида, сурово сдвинув брови.

— Посмеют, моя госпожа, — кивнул Антик и потупился, будто и себя считал в этом виноватым. — Если завтра или послезавтра Спитамен не вернется, они отвезут к Искандару ваших детей…

— Чтобы ценой их жизни умилостивить Двурогого дьявола?.. О Создатель, известно ли тебе обо всем этом?.. — воскликнула Одатида, воздев руки кверху, а потом закрыла лицо ладонями и сникла, ее плечи, накрытые вязаной шалью, дрожали.

Антик стоял, переминаясь с ноги на ногу, смущенный и растерянный: он впервые видел госпожу плачущей.