Спитамен - Максуд Кариев

Максуд Кариев

Спитамен

Из всего сущего на земле лишь человеку свойственно обращаться мыслями в свое прошлое. Вот и решился я вглядеться в давно минувшую эпоху, насколько мне это позволило мое воображение, и ныне хочу поведать читателям все то, что предстало моему взору.

Часть первая

Согдийские скалы

Дариёд — блаженный

Широкие и узкие, прямые и извилистые улицы столицы Согдианы с восхода и до захода всегда оживлены, полны шума, удивительных происшествий, а то и чудес. Звучит разноязыкая речь, но все прекрасно понимают друг друга, ибо давно живут бок о бок, и было бы стыдно тому, кто не научился понимать соседа. Можно ли, если ты не обделен умом, не овладеть чужим языком, коль этому могут научиться даже некоторые птицы?.. Людской говор тонет в скрипе арб, криках, похожих на иканье, ослов, цоканье конских копыт, реве верблюдов, возгласах охрипших глашатаев, зачитывающих фирманы[1], пронзительных выкриках мальчишек, торгующих водой со льдом. Мараканда[2] в окружности имеет более семидесяти верст, обнесена высокими и толстыми глинобитными стенами, неприступно возвышающимися над краем естественных, а кое-где искусственных рвов. Над четырьмя вратами города, расположенными в четырех его концах, возвышаются огромные башни, и солнце по утрам, едва выглянув из-за горизонта, первым долгом золотит их квадратные зубцы. Остальные восемь башен, поменьше, разместились в изломах, где оборонительные стены, смыкаясь, меняют направление.

Одно из самых многолюдных мест в Мараканде — это обширная площадь в центре города, посреди которой возвышается Храм Огня. И всяк, кто только что прибыл в Мараканду из Бактрии, Маргианы, равнинной страны кочевников саков, или еще откуда, спешит сюда, чтобы преклонить колени у священного Огня и помолиться Небу. Это место святое, и сюда следуют только пешком, оставив коня или арбу в караван — сарае. Лишь царь и высшая знать имеют право не идти, а въезжать на площадь, да и те правом своим ни разу не воспользовались.

На улицах и в проулках, ведущих к центру, сидят, прислонясь к стенам, обритые наголо вагины, монахи — огнепоклонники. Прохладная тень уползает к востоку, уступив улицу нещадному солнцу и жаре, а потом вновь приползает, теперь уже с запада, словно обежав вокруг земли; а вагины все сидят, сидят с утра до вечера, отрешась от суетного мира, и, полуприкрыв глаза, шлют Небу свои мольбы.

Религия согдийцев — это сплав зороастризма, религии мидийских жрецов — магов и верований царского рода Ахеменидов. Чем ближе к Храму, тем больше молящихся…

Площадь вымощена квадратными плитами. По всему краю она сплошь заставлена большими и мелкими лавками торговцев, которые в отличие от тех, что ведут торг на базаре или на улицах города, сдержанные, не расхваливают свой товар, не сзывают покупателей, даже разговаривают почти шепотом. Всяк и так знает, что вблизи священного Храма может продаваться только то, что сделано на совесть. Здесь можно купить изделия ремесленников, амулеты, женские украшения или полакомиться деликатесами, вкусными блюдами местных ошпазов[3].

Со всех сторон, как ручьи к озеру, сбегаются улицы к центру города. И на каждой из них расположены один или два дворца каких-нибудь знатных вельмож; являющиеся украшением всей улицы, они и в самом деле великолепны и вызывают восхищение как местных горожан, так и приезжих, и блеском своим возвеличивают имя владельцев. Но самый пышный из дворцов, множащих красоту города, находился вблизи главной площади, всего в двух махаллях[4] от нее, и принадлежал самому правителю города и сатрапу Согдианы. Однако полюбоваться им могли далеко не все, а только те, кто имел возможность беспрепятственно входить в цитадель, небольшую, но грозного вида крепость внутри самой Мараканды, обнесенную высокой стеной, по которой денно и нощно прохаживались вооруженные воины. У широких ворот, украшенных чеканкой из бронзы и распахнутых лишь днем, всегда можно увидеть толпу любопытных, пытающихся заглянуть внутрь двора и хоть краем глаза узреть знаменитый дворец. По краям ворот стояли, словно изваяния, гигантского роста караульные со щитами и длинными копьями, и стоило кому-нибудь, чересчур увлекшись, просунуть нос дальше дозволенного, как копья скрещивались перед ним.

Еще более многолюден базар Мараканды, прославленный на Востоке, он ломился от товаров и бурлил страстями. С утра до вечера по всем дорогам, ведущим к столице Согдианы и обратно, двигались груженые высокие арбы о двух колесах, степенно вышагивали друг за дружкой верблюды с огромными тюками, ведомые караванщиками, едущими впереди каравана на лошадях, а по обеим сторонам дороги по обочинам, то обгоняя, то приотставая, гарцевала в седлах вооруженная охрана. Шли пешком живущие в ближних и дальних селениях бедняки, кто в грубых чувяках из сыромятной кожи, а кто босиком. Могучие носильщики несли на голове большущие узлы, корзины с фруктами. Торопя лошадей, ехала богато разнаряженная знать. Одни спешили на базар, другие возвращались с базара, дорога никогда не бывала безлюдной, разве что ночью, когда городские врата запираются и не успевшим в них проскочить приходится коротать ночь у костра.

Чем ближе к базару, тем больше встречается по обеим сторонам улицы лавок, торгующих одеждой, сельскохозяйственным инвентарем, седлами, сбруей, мастерских кузнецов, медников, горшечников, ювелиров. Говорят, на базаре Мараканды имеется то, чего не найти нигде в мире. Сюда, продавать и покупать, едут купцы из-за тридевяти земель — из Бактрии, Индии, Кашмира, Месопотамии, Египта, Турана — со всех сторон света, тут встречаются и договариваются между собой старейшины живущих по соседству племен, ведут переговоры о взаимно выгодном обмене товарами доверенные представители сообществ различных профессий, горшечников, ювелиров, кузнецов, оружейников, ткачей и многих других. Толпа пестра и разнолика, торгуются и торгуют эфиопы и индийцы, малоазийские греки и арабы. Громко разговаривают, призвав на помощь мимику и жесты, бактрийцы и саки. На них длинные подпоясанные кафтаны, брюки и мягкие сафьяновые сапоги. Только у бактрийцев на головах цигейковые лохматые белые и черные шапки, а у саков войлочные островерхие башлыки. На боку у кого кинжал, у кого меч.

На широких прилавках разложены рулоны тканей — хлопок и шелк, кожаные изделия и домашняя утварь, гребешки из слоновой кости, тончайшей работы украшения, благовония, способные восхитить обитательниц богатых особняков и дворцов, юных красавиц с самым утонченным вкусом, заронить в их сердце семя признательности, из которого, быть может, и произрастает любовь.

Местные торговцы на базаре чувствуют себя хозяевами, они выбрали самые бойкие, а значит, и доходные места. Прославленные кондитеры Мараканды и из ближайших селений торгуют сластями. На их прилавках красуются пряники, горками возвышаются халва и янтарной прозрачности нават, источают аромат пчелиные соты, полные меда.

Была ранняя весна, и город купался в лучах яркого солнца. Во дворах и в садах под зацветающими уже деревьями бегала, резвясь, детвора; с плоских крыш, на которых зеленела густая трава и рдели маки, мальчишки запускали змеев. Девушки и женщины, одетые в яркие платья, выделялись среди снующих по улицам прохожих, как полевые цветы среди ковыля. Невольно замедляли шаги стройные юноши, устремляя на них пылкие взгляды, останавливались, опираясь на палку, и глядели вслед им седобородые старцы.

Откуда-то донеслось погромыхивание бубна. Там молодежь затеяла искрометные танцы, соревнуясь друг с другом в лихости. С другого края базара послышались напевные звуки сурная. Люди плотным кольцом обступили смуглого старого заклинателя змей, который дул в самодельную камышовую дудку, выводя грустную мелодию. Лохмотья едва прикрывали его выпирающие ребра. Из плетеной корзины показала голову очковая змея и стала медленно подниматься, раздув капюшон, раскачиваясь в такт мелодии…

Где-то раздался взрыв аплодисментов, донеслись подзадоривающие крики. Любопытные, расталкивая толпу, устремились на другой конец базарной площади. Здесь собрались любители петушиных боев. Громкими возгласами они приветствовали и поздравляли хозяина петуха, который стал победителем…

Под длинным камышовым навесом, где и в жаркий день бывает прохладно, находится птичий базар. Вряд ли где еще увидишь столько диковинного, как здесь. Ни один человек, коль он пришел на базар, не уйдет отсюда, не заглянув в этот расположенный в дальнем углу базара закуток. Восхищенно цокают языком люди, пораженные способностями маленькой желтой, как лимон, птички, выводящей по просьбе хозяина удивительные рулады. Не меньше зевак толпится у клеток с говорящими попугаями, многие из которых вряд ли уступят в красноречии отменным болтунам.