Истоки инквизиции в Испании XV века - Бенцион Нетаньяху

написанную Руисом де Вергара и Алава, членом испанского Высшего совета справедливости, и опубликованную в Мадриде в 1661 г. В этой работе, говоря о желании Анайи, чтобы ни один человек «нечистой крови» не был принят в коллегий, автор утверждает, что архиепископ дон Диего увещевал людей коллегия исполнить его желание «в различных письмах, подписанных его рукой, которые мы видели, и они хранятся в Архивах, в девятом ящике, под номерами 18 и 24»[750]. Мы можем поэтому с уверенностью принять, что письма, настаивающие на дискриминации марранов, были написаны доном Диего, основателем коллегия, поскольку автор его биографии видел их, и место их хранения в архивах четко обозначено. Более того, этот же биограф подтверждает, что дон Диего также сформулировал определенные правила, призванные «хранить и выполнять» его политику limpreza. Эти конституции «архиепископа, нашего господина, — говорит он, — найдены в отпечатанном листе бумаги, в том же девятом ящике, под номером 9»[751]. «Конституции», о которых говорит Руис де Вергара, — скорее всего, Statuta Rectoris et Collegialium, который включает в себя его указ по поводу расы студентов[752]. И в свете цитированного выше свидетельства ясно, что этот указ тоже был дан доном Диего, а не кем-то иным, как то подозревает Сала Балует. Скорее всего, архиепископ с самого основания коллегия очень долгое время оказывал давление на власти, чтобы они приняли его политику, как это предполагается во вступительном предложении недатированного расового устава: «так как это всегда было нашей волей и намерением, чтобы лицам еврейского происхождения не было позволено поступать в этот коллегий…»[753].

Письма, которые могли быть написаны в Севилье (где Анайя служил архиепископом в 1448 г.), указывают на то, что ректор и другие лидеры коллегия затруднялись действовать согласно желаниям основателя, даже если они были полностью согласны с его мыслями и намерениями. Более того, сам дон Диего де Анайя должен был ощущать трудности с реализацией своей политики, иначе, похоже, он не отложил бы формулировку расового пункта с 1414–1416 гг., когда он впервые создал первые уставы коллегия, примерно на двадцать лет, как мы еще увидим. Он, конечно, опасался издавать такие указы без четкого папского одобрения, в особенности из-за того, что его отношения с папой были долгие годы натянутыми и непрочными. Мы должны вспомнить, что вслед за тем, как папа Мартин V назначил его архиепископом в 1418 г., он начал агитировать против папы, и тот отстранил его от должности (возможно, уже в 1420 г.)[754]. И хотя Анайя был восстановлен в должности 13 января 1423 г., он должен был знать, что потерял доверие папы, и ему пришлось быть осторожным, чтобы не поскользнуться вновь. В 1431 г. Мартин V умер, но Анайя был тогда уже замешан в ссору с его капитулом, которая привела к его второму увольнению папой Евгением IV в том же 1431-м году. Только в 1435-м он снова получил свою севильскую епархию[755], и только тогда, как мы убеждены, он почувствовал себя достаточно уверенным, чтобы предложить Statuta Rectoris et Collegialium вместе с включенным в него расовым пунктом.

Чтобы закончить историю с этим документом, необходима еще одна ремарка. Анайя оставил этот документ без даты, потому что ввиду его противоречивой натуры он, возможно, рассматривал его как черновое предложение, которое он послал своим друзьям в Саламанку на рассмотрение, и документ остался недатированным, потому что его сотрудники в коллегии не могли быть уверены, что путь для его принятия открыт. Они, несомненно, опасались, что в отсутствие папской санкции расовая политика дона Диего вызовет в Церкви скандал и приведет к конфликту между коллегием и папским престолом. Они должны были передать свои соображения архиепископу, но положили Statuta Rectoris на полку для будущего рассмотрения или до того момента, когда станет возможным привести его в действие. Понятным образом, они подшили его вместе с другими уставами, сочиненными Анайей и принятыми ими.

Так нам видится последовательность событий, относящихся к расовому уставу Анайи. Не исключено, что может быть предложено другое, более правдоподобное объяснение различным проблемам этого дела[756]. Но как бы ни интерпретировались события, то, что случилось в Кастилии в связи с основанием одного из крупнейших коллегиев Саламанки, было в высшей степени знаменательным в отношении созревавшей в Испании проблемы марранов. Это показывает, что оппозиция интеграции прозелитов не ограничивалась светским обществом, а проникла и в церковные круги. Анайя мог быть единственным испанским прелатом, который принял такую крайнюю антимарранскую линию, но нет сомнения в том, что он представлял и других церковников как внутри, так и за пределами своего коллегия, у которых не было его смелости или его убежденности. И действительно, выступить в такой экстремистской форме против марранов в 1416–1437 гг. означало для двора разгром и унижение, потому что и формально, и на деле Церковь в целом стояла за крещение евреев в Испании, так же как и за полное равноправие между прозелитами и «старыми христианами». Аналогично, правительства и Кастилии, и Арагона твердо поддерживали эту двойную политику, будучи уверенными в том, что она представляет единственное — или наилучшее — решение еврейского вопроса.

IV

Под воздействием новой реальности, созданной массовым крещением, такое решение вопроса подверглось мучительной проверке. Проникновение марранов в испанское христианское общество вызвало негодование, решительно перераставшее в формальную оппозицию. Даже если вначале антимарранское мнение было скорее приглушенным, чем ясно выраженным, оно присутствовало и набирало силу. Теперь новые волны прозелитов стучали о берега испанского христианского общества, и их вторжение в это общество только усилило его негодование и укрепило его оппозицию продолжающемуся проникновению.

У нас нет ясной картины социальных процессов, развившихся в этой связи в то время. Однако ясно, что многие «старые христиане» искали юридические пути преградить прозелитам дорогу в социальные сферы, которые они считали жизненно важными, в то время как «новые христиане» сопротивлялись этим попыткам всеми доступными способами. Последовала юридическая и политическая схватка, следы которой четко видны в документах того времени. Один такой документ представляет решение собора в Базеле, касающееся евреев и прозелитов, принятое на его девятнадцатой сессии 15 сентября 1434 г. В то время как позиция собора была радикальной в желании отменить большинство привилегий, которыми по-прежнему пользовались евреи в христианских странах, а также настаивала на введении в действие законов, изданных в Испании в 1412 г., включая запрещение евреям занимать официальные должности и проживать в одних кварталах с христианами[757], собор снова выступил в пользу обращения в христианство и в поддержку новообращенных. Он заверил каждого потенциального неофита в том, что его