Век Екатерины Великой - София Волгина

Императрица видела, что почти год законотворческой работы огромного числа депутатов пока не дал своих плодов. В ходе дебатов Комиссии постоянно проявлялись бесконечные разногласия между дворянами и представителями других сословий. Каждый, заботясь о себе, не слишком-то пекся об общем деле. Посему их дискуссии часто выливались в споры и перепалки, мешая преодолеть разногласия и не давая ходу плодотворной работе.

Подходила зима. Екатерине захотелось подвести итоги полуторагодовалой работы Комиссии, и она собрала совет из семи депутатов.

Ея Величество Екатерина Алексеевна сидела во главе широкого стола в императорском кресле. Нынче шею ее украшала двойная нитка жемчугов, и в прическе красиво расположилось несколько крупных жемчужин. Лицо, как всегда, дышало свежестью, глаза смотрели пронзительно, словно бы заглядывая каждому в самую душу.

– Что скажете, господин генерал-прокурор, как идут дебаты? – живо обратилась она к Вяземскому. – Мне бы хотелось, дабы к следующему собранию вы приготовили обширный репорт по работе Комиссии.

– Непременно, Ваше Величество, – поклонился князь Вяземский. – Касательно работы депутатов могу сказать одно: работаем ежедневно с утра до вечера. Проработано множество законов, но пока к единому заключению не подошли. Что касается…

Императрица мягко перебила его:

– Иногда я имела возможность, господин генерал-прокурор, пронаблюдать депутатов во время дискуссий и дебатов. Думаю, основная проблема в столь малом профите от их работы в том, что многие из них мало обучены, им не хватает знаний. Как вы считаете, господа? – обратилась она к остальным.

– В том то и дело, государыня, – сразу же откликнулся Кирилл Разумовский. – Они не умеют вести диалог, каждый гнет свое, радеет токмо за себя и свое сословие. Общее дело их не беспокоит!

Братья Орловы, наклонившись друг к другу, о чем-то шептались. Екатерина бросила на них укоризненный взгляд. Григорий Орлов отреагировал:

– Они не хотят ни в чем соглашаться. Думаю…

– Вот мы с Григорием, – нетерпеливо перебил его Алексей Орлов, – обсуждали, что наши аристократы – Трубецкой, например, – требуют отмены «Табеля о рангах», еще Петром Великим изданной. Дескать, они аристократы, а все остальные выскочки! Как вам таковое понравится, господа?

Алексею было неприятно, что кто-то мог счесть его с братьями выскочками, и Екатерина прекрасно сие понимала. Она сделала гримасу, дескать, не стоит обращать внимания на глупые разговоры.

– Такожде и сибиряки наши заговорили, – поддержал Орлова Никита Панин и замолчал, выдерживая паузу.

– Что такое с ними, Никита Иванович?

– Наши сибирские дворяне требуют себе тех же прав, коими обладают дворяне здешние.

Императрица удивленно подняла брови.

– Я не предполагала, что они у них разные.

Панин пожал плечами, скорчил недоуменную мину.

– Ваше Величество, я такожде не нахожу никакой разницы. Их беспокоят всякие мелочи, о коих и говорить не подобает.

– Другое дело наши заводчики и купцы, – паки заговорил князь Вяземский. – Им не нравится, что дворяне проникают в круг их деятельности: строят заводы, ведут торговлю, занимаются, стало быть, всем тем, чем испокон века занималось купеческое сословие. Дворяне не хотят поделиться с ними правом покупать крепостных, понеже дворяне полагают – оное право принадлежит токмо им.

– Коли говорить о проблемах в работе депутатов, то их наберется множество, – степенно заключил граф Панин, – депутаты не прохлаждаются, они работают, и не их вина, что среди них мало сведущих, образованных людей. Единая их вина в том, что не хотят они поступиться собственными интересами ради общего дела.

– Да, Никита Иванович, сие беспокоит меня пуще всего. Нет у нас никакого дружелюбия между сословиями, каждый тянет одеяло на себя, – удрученно заметила государыня. – Остается токмо обсудить с вами, что же надобно сделать, дабы работа Комиссии стала плодотворней.

Обратившись к каждому и выслушав их мнения касательного оного вопроса, она поблагодарила всех и встала. Встали и остальные.

Екатерина с минуту постояла, теребя в руках свои записи.

– Что ж, – сказала она, – надо мне обдумать все, о чем мы с вами здесь говорили, господа. Думаю, решение, с Божьей помощью, придет ко мне правильное.

Французы, завидуя русской военной силе и желая погубить ее, сумели убедить османов объявить войну России. Князь Репнин, награжденный императрицей орденом Святого Александра Невского и чином генерал-поручика, был отозван из Польши в Санкт-Петербург. Он поступил в Первую армию, возглавляемую генерал – адъютантом, князем Александром Михайловичем Голицыным, заменившим скончавшегося генерал-фельдмаршала Александра Борисовича Бутурлина. Во время обсуждения в Сенате польского вопроса, как всегда, выслушав других, выступил и Первоприсутствующий Иностранной коллегии Никита Иванович Панин.

– Я категорически против раздела Польши, – говорил он. – Зачем ее расчленять? Поляки – самодостаточный народ, несмотря на теперешний хаос, они сами прекрасно могут управлять своей страной. Станислав Второй, посаженный на трон вами, Ваше Императорское величество, прекрасно справляется со своим делом.

– А я категорически за раздел Польши, и баста! – гневливо воспротивился Григорий Орлов. – Колико оные католики-иезуиты будут издеваться над православным народом? Не пора ли их обуздать, дабы послужили всем примером? И чего стесняться тут, коли они не стеснялись сидеть у нас в Кремле!

Императрица, обернувшись к Орлову, милостиво кивнула ему, бросив на него особый свой успокаивающий взгляд.

Панин подошел к карте, разложенной на столе.

– Видите ли, граф, – вкрадчиво обратился он к Орлову, – мы бы с удовольствием взяли всю Польшу под свое крыло, но вот сии страны, – он указал острием карандаша на Пруссию и Австрию, – не дадут нам оное сделать. Они хотят свой кусок пирога, да повкуснее.

– Разве нет у нас армии? – запальчиво спросил граф Григорий Орлов.

– Есть, лучшая армия в мире, – доложил Петр Панин, брат Никиты Панина, остановив глаза на императрице в поисках поддержки.

Екатерина Алексеевна молчала.

– Есть, согласен! Но не может же одна армия драться со всеми армиями Европы, – развел руки Никита Панин.

Орлов молчал, нагнув покрасневшую шею.

Дабы разрядить обстановку, императрица сказала:

– Жаль, что генерал-фельдмаршал Алексей Петрович Бестужев, мой бесценный советник, как вам известно, почил в прошлом году. Он многое знал… Так вот, что касается Польши, Никита Иванович, – императрица выразительно посмотрела на него, – Бестужев сказывал, будто давно идут разговоры о ее разделении. Еще Петра Великого приглашала Пруссия к разделу сей страны, но тот отказался, ибо считал, что учинить оное было бы не по-божески. Теперь, когда Пруссия и Австрия возмечтали о сих землях, я вижу, возникает опасность, что Австрия и Пруссия поддержат Турцию в войне против нас. Тогда есть риск, что в результате военных действий границы российских пределов будут нарушены не в нашу пользу.

– То же и я говорю, следует прищучить поляков, и баста! Чего бояться? Можно подумать, будто армии у нас нет, – высказался граф Орлов.

– Бить надо сих ляхов, тогда они успокоятся! – подал голос возмущенный князь Вяземский.

Снова раздался упрямый, возмущенный голос Никиты Панина:

– А я паки и паки настаиваю, что расчленять страну – нет надобности! Сделать ее нашим вассалом – другое дело, сие принесет намного больше пользы нашему отечеству.

Было решено создать конный корпус и направить к границам, а такожде держать специальный резервный корпус под руководством генерал-поручика Ивана Ивановича фон Веймана в Смоленске. В отряд вошли полки «из Лифляндской дивизии», то есть Нижегородской, из Санкт-Петербургской, Суздальский полк и Смоленский. В середине ноября 1768 года Суздальский полк под командованием Александра Васильевича Суворова, отправился в Польшу.

Некоторые страны Европы считали польское государство гнездом религиозной католической нетерпимости, что, по правде сказать, соответствовало действительности. Посему, с самого начала своего царствования Екатерина почитала делом чести защищать права православных за пределами своего государства. Тем самым она завоевывала любовь и уважение в своей стране, понеже народ почитал ее поборницей справедливости в православном мире. По крайней мере, такой она хотела перед всем миром себя показать. Польские лидеры, собравшись в городе Бар, устроили Конфедерацию, направленную на борьбу за национальные права. После оного отношения между Россией и Турцией сильно натянулись. Поляки надеялись на избавление от русских при помощи Порты. Турки требовали объяснений, часто обращаясь с упреками к русскому дипломату Обрескову, обещавшему скорое удаление русских войск из Польши. Генерал-аншеф князь Прозоровский разбил конфедератов при Бродах, генерал Кречетников занял Бердичев, генерал Апраксин – Бар. Краков был взят Апраксиным и Прозоровским. Обресков просил, дабы при движении войск к Польше во избежание столкновения с турками не приближались к турецким границам. В октябре 1767 года молдавский господарь донес султану Мустафе, что в Подолии, недалеко от турецкой границы, появилось русское войско с артиллерией. Обрескова арестовали. Султан Мустафа объявил России войну. Разрыв мира с Турцией и вступление в войну с ней могло бы стоить императрице Екатерине трона.