Долина Колокольчиков - Антонина Крейн

разговоры с Тоффом не только во снах, но и наяву. Ещё немного, и Тофф начнёт ему мерещиться.

О. Смотрите-ка. Уже начал.

Авалати остановился в начале узкого переулка, который все называли Злопамятным (у селян было принято выцарапывать анонимные послания своим обидчикам на стенах местных домов – к вящему неудовольствию их хозяев), и прищурился, вглядываясь в тёмную фигуру, идущую к нему под снегопадом.

«Как всегда, с луком за спиной», – устало подумал Авалати и уже собирался свернуть в проход между домами, но в итоге остался на месте. Ему захотелось досмотреть, как будет вести себя галлюцинация.

Вдруг иллюзорный Хегола начнёт разговаривать и будет делать это так убедительно, что получится представить, будто всё по-настоящему? Чем не подарок от горячки?

Достав из складок мантии припасённую булочку в вощёной бумаге, Силграс начал разворачивать её, наблюдая за тем, как наваждение в виде Тоффа приближается к нему широким шагом, оставляя на скрипящем снегу глубокие следы.

Одуревшее от жара подсознание Силграса превратило Хеголу в какое-то нечеловеческое существо. Интереса ради переключившись на зрение альва, Авалати увидел фантастический пылающий силуэт, то ли чёрный, то ли золотой – такому было бы самое место в древних поэмах, написанных на мёртвом нитальском языке. Он моргнул, возвращаясь к обычному зрению, оценил то, каким бруснично-багряным цветом его воображение наполнило глаза Хеголы, и откусил булочку, задумчиво продолжая созерцать морок.

Меж тем тот подошёл к нему вплотную и остановился. «Сейчас развеется», – мысленно вздохнул Силграс. Но не тут-то было. Наваждение никуда не делось, лишь с крайне странным выражением лица посмотрело на Авалати.

А потом сказало:

– Меньше всего на свете я ожидал, что во время нашей первой после всех этих лет встречи ты будешь есть.

– Даже голос как настоящий, – оценил Силграс. – Скажи ещё что-нибудь.

Иллюзорный Тофф вскинул брови:

– Ты издеваешься?

– Очень похоже, – одобрительно пробормотал Авалати и снова прижал руку к полыхающему лбу, к щекам, к шее…

Наваждение схватило его за ворот мантии.

– Силграс, – с нажимом сказало оно. – Это я. Хегола Тофф. Староста этой деревни. Твой напарник – или соперник, или друг – пожалуй, всё вместе. Но я точно не видение, что бы там ни примерещилось твоей дурной башке.

– Ты же умер.

– Ну да, есть такой нюанс, – процедило наваждение, готовое, кажется, выйти из себя. – Боги. Я и забыл, как ты бесишь.

– Во снах ты ведёшь себя милее, – покритиковал галлюцинацию Авалати.

И вдруг он увидел, что в переулке, оказывается, находятся ещё двое людей. Его помощники – Тинави и Берти в своих ярких одеждах, заметных издалека. Голден-Халла сжимал в руках деревянный сундук.

– Привет, Силграс, – обеспокоенно помахала Тинави, столкнувшись с ним взглядом. – Мы вернулись. А ты, кажется, не очень хорошо себя чувствуешь, да?

Камень окаянный! Но ведь его фантазии незачем представлять Ловчую, а значит…

Булочка выпала из руки Авалати. Он неверяще поднял глаза на бескровное, серьёзное лицо Хеголы перед собой.

– Ну наконец-то дошло, – язвительно заметил Тофф.

* * *

Вечером Силграс сидел в комнате, обняв себя за колени и бессмысленно таращась в стену. Всё изменилось в одночасье. Всё.

После встречи в переулке они с Хеголой долго разговаривали в трактире.

– Завтра в полночь ты заберёшь мою душу.

– Размечтался. Я не буду делать этого. У меня другой план.

– Ты должен мне, Силграс. Ты задолжал мне до пепла много. И я хочу, чтобы ты расплатился именно так.

Естественно, Авалати не собирался идти на поводу у Тоффа. Хегола глупец, если думает, что Силграс использует его искру для ритуала. Но то, что Тофф всё ещё бродит по этому свету, что останется в Долине… Силграс даже в самых смелых мечтах не мог надеяться на такой исход.

Тогда, в трактире, он оставил последнюю реплику Хеголы без ответа.

– Добрый грог для плохой погоды, – сообщила вместо него призрачная Гедвига, принеся им кружки с пряным, пахнущим гвоздикой и вишней напитком.

И вот Хегола сказал, что хочет прогуляться, а Силграс остался наедине с Тинави и Берти, которые всё это время тоже были рядом, неловкие и тихие, как гости на похоронах малознакомого человека.

– Можно мне ещё раз посмотреть на сундук? – попросил Силграс, и Берти снова достал его, уменьшенный, из кармана, и, пробормотав заклинание, вернул ему нормальный размер.

Силграс осторожно провёл рукой по деревянной крышке, а потом поблагодарил своих помощников так обстоятельно, как мог, и под их внимательными взглядами пошёл к выходу из трактира.

– Вы можете переночевать в тех же комнатах, что и в тот раз, – спохватившись, оглянулся он.

– Так и сделаем, – кивнул Берти. – Тебе бы сейчас тоже поспать, Силграс. Утро вечера мудренее.

– Ага.

И вот теперь он сидел в своей комнате. Часовая стрелка не доползла и до десяти: естественно, он не собирался ложиться в кровать.

Авалати потёр шею. Берти исцелил его, но теперь Силграса мучил жар другого толка. Ему хотелось ещё поговорить с Тоффом. Но он не знал, как сделать так, чтобы этот разговор не превратился в спор, не разбил то хрупкое и радостное нечто, что сейчас собралось в душе Силграса будто в ещё один колокольчик – тот, который он унесёт с собой, который у него никто не отберёт, даже смерть.

Хегола здесь. Долина вернётся. Всё будет хорошо. Теперь я почти не боюсь.

Неожиданно раздался стук в дверь. Силграс вздрогнул и весь подобрался.

– Ну и что ты здесь расселся? – привалившись к дверному косяку, спросил зашедший в комнату Тофф. – Вставай. Жду тебя на крыше. Обсудим, как ты будешь приводить Долину в порядок и как объяснишь нашим, что снаружи прошло триста пепловых лет – по твоей, между прочим, вине.

Силграс подумал, что объяснять всё придётся Хеголе, равно как и встраивать деревню в современность, но не стал говорить этого и поднялся молча.

Пусть Хегола считает, как хочет. Так или иначе завтра всё пойдёт по плану Авалати: даже если у Тоффа потом уйдёт ещё три века на то, чтобы простить его за упрямство, он просто не может поступить иначе.

Они поднялись на крышу и сели бок о бок, как, бывало, сидели прежде. Это было очень странное чувство: Силграс дышал коротко, поверхностно, боясь, что спугнёт Тоффа, и от этого слегка бесился, потому что тот наверняка всё замечал.

Ему хотелось спросить: «Хегола, как ты провёл эти годы?» (в трактире Тофф обрисовал только общую картину, чего было мучительно мало).

А еще: «Как ты умер?» (ужасный вопрос, но Силграс должен был узнать).

И, конечно: «Прости» (вообще непонятно, как сложить губы и изогнуть язык, чтобы изо