Gelato… Со вкусом шоколада - Леля Иголкина

его таким, каким он здесь и сейчас для меня есть, ведь рак в скором времени его сожрет, а я его тогда, наверное, забуду…

— Привет, Тосик! — опираюсь согнутым локтем и боком на прилавок, за которым стоит смеющаяся, но все же чем-то перепуганная Ния.

— Добрый вечер, дядя Гриша, — водит указательным пальчиком по столу, быстро оборачивается, кого-то сзади ищет, затем снова возвращается ко мне лицом.

— Как твои дела?

— Все хорошо.

Тоня убирает руки за спину, отходит от расчетного прилавка, обходит возвышение и идет ко мне.

— А вы сегодня один? — встав на носки, заглядывает мне за спину, а потом бросает взгляд поверх плеча.

— Угу, — растягиваю рот в улыбке и блуждаю глазами по ее фигуре.

Она очень похожа на…

На ту! На ту взрослую женщину из тех безоблачных времен, когда мы были молоды, слишком непоследовательны и ни черта неудержимы, когда мы самозабвенно влюблялись, потом неистово любили «только лишь одну», страдали от непонимания, отказов, и своим страданием жадно питались и с улыбкой на губах всем этим наслаждались. На мать Сергея, на ту женщину, которую боготворили сыновья и сильный муж на руках носил. В той исчезнувшей далекой жизни. Антония с ней почти одно лицо, тот же невысокий рост и похожая щуплая фигура. Как я только раньше этого не заметил?

— Вам что-то предложить? — распускает шарм, подключая сленг милой продавщицы, работающей за небольшой процент.

— Зефир, Тосик. Помоги мне с выбором, пожалуйста.

— Конечно-конечно. С радостью, Григорий Александрович.

Ланкевич ошибается. Он ни в чем не прав, а Смирнова не такая, она не та, какой он ее со зла назвал.

Ния поворачивается и направляется в сторону витрин, которые любит обносить Черепашка, когда лично посещает «Шоколадницу»:

— Тетя Наташа здорова? — оглядывается на идущего меня.

Неспешно следую за ней, то и дело застывая взглядом на узких женских плечиках и тонкой талии. Короткое розовое платье с некрупными белыми горошинами на колышущемся в такт ее походке как будто шелковом подоле и маленькие туфли в тот же тон, словно у крохотной принцессы — такой вот скромный образ девушки, которая соберет сейчас сладкую корзинку для моей Натальи.

— Да, все хорошо. Был здесь поблизости по делам, вот решил завернуть к тебе и отовариться. Сладкое никогда лишним не бывает.

— Конечно. Это верно.

Маленькая лиса! Она слегка заискивает, безобидно флиртует и не теряет только установившуюся связь с заинтересованным в ее товаре покупателем. Хватка у этой девочки стопроцентно есть!

— Что предложишь, Тосик?

— Бело-розовый, шоколадный и с начинками. Вот, пожалуйста, посмотрите сюда! Все свежее. Как обычно, — она протягивает руку к торговым лоткам, на которых лежат дольки того, от чего моя жена теряет моментально голову, показывает мне ассортимент и терпеливо ждет, что я выберу и закажу. Огромный выбор, а мой глаз, увы, уже замылен то ли усталостью, то ли нехорошей и несвоевременной сейчас слезой.

Поэтому, пожалуй:

— Я все возьму.

— Попробовать понемногу? — Антония подмигивает мне и надевает полиэтиленовые перчатки на крохотные руки.

— Точно так. В один пакет, — киваю ей и оборачиваюсь, почувствовав чей-то наглый взгляд, прожигающий на моей спине дыру.

Это Петр… Велихов собственной персоной! Сегодня пятница, а у него добровольная работа в их совместном магазине. Дисциплинированно и весьма самоуверенно!

Киваю в знак приветствия, он мне тем же отвечает и выходит из подсобки. Сын мнется возле места кассира и не спешит ко мне.

— Привет! — ему кричу через весь торговый зал.

Смирнова за моей спиной с громким «охом» глубоко вздыхает и тут же, как будто поперхнувшись, задерживает свое дыхание.

— Все нормально? — вполоборота спрашиваю.

— Григорий Александрович, хватит или еще? — встряхивает бумажный пакет и подставляет мне под нос.

— Не жадничай, Тосик. Я оплачу все…

Иду к прилавку, желая перекинуться двумя, а то и тремя словами со старшим сыном.

— Выйдем? — кивком указываю на входную дверь.

— Привет, отец.

— Нужно поговорить.

Петр смотрит мимо, куда угодно, только не на меня.

— О чем?

— Есть одна проблема.

— Па…

— Выйдем! — это не вопрос и не приказ, но по моему тону он понимает, что разговор будет не из приятных, хоть и не долгий.

— Хорошо, — сын точно так же, как и Ния несколькими минутами ранее, обходит стойку и следует за мной, уже коснувшегося рукой дверной ручки…

Глава 20

Петр

Наматываем третий, вероятно, четвертый, а на самом деле — пятый, полный круг по торговым рядам гипермаркета, в который я заперся с одной лишь целью:

«Порадовать ее и побыть с ней рядом!».

А ей точно радостно. Она битый час истинно наслаждается тем, что делает: рассматривает, внимательно изучает этикетку и мелкий шрифт, нанесенный на ней; берет только избранное в руки, иногда за каким-то чертом прикладывает к щекам, затем подносит к носу, вдыхает, поводя им из стороны в сторону, разминает, перебирает, что-то изучает, как будто реакцию на ее не совсем здоровые действия; добродушно или снисходительно улыбается, подмигивая, ересь шепчет, вероятно, подходящие объяснения такого поведения и тут же возвращает все на место.

«Да, бля, что теперь не так?» — пристально слежу за этим и башкой тихо возмущаюсь.

Она смеется с каждой жестяной банки, мило щурится каждому раздувшемуся от муки или сахара, или еще какой крупы, как от собственной важности, десятикилограммовому бумажному пакету с помутневшим логотипом производителя и дистрибьютора; каждой палке колбасы любого сорта и качества приготовления она отвешивает свое почтение, почти кланяясь строю мясных или полумясных, или ни капли не мясных изделий, раскачивающихся на веревках; каждому тетрапаку отдает честь, прикладывая руку к непокрытой голове, искривляя кисть, и одаривает своей улыбкой вкупе с подмигивающим глазом; а овощам, свежей и морозной зелени, сухим макаронным изделиям, прибывшим, вероятно, из самой Италии, забыв пробить проездной талон на границе, она говорит «спасибо» и тут же тихо с сожалением добавляет:

«Нет, не надо!» или «Не хочу!»,