Ижицы на сюртуке из снов: книжная пятилетка - Александр Владимирович Чанцев

Да, с Кроули, Гурджиевым или Антоном Ла-Вэем, великими манипуляторами людьми и реальностью, Трокки точно было бы о чем поговорить… Но не вернее ли иные имена? New York Herald Tribune сравнивала автора «Каина» с Чеховым, а с Беккетом они до конца жизни вспоминали друг друга, перекидывались приветами алаверды («Старик Моллой или Малоне шел через страну. Когда он устал, он лег, а когда шел дождь, он решил перевернуться и принять его своей спиной. Дождь вымыл из него его имя» в «Каине» – «и почему луна, на которой трудится согбенный Каин, не отбрасывает света на мое лицо?»[142] в «Мэлон умирает»). Если не постджойсовская литература (против ярлыков возражали бы сами вольные души Трокки и Беккет), то заход на эту тему.

Александр Трокки и не всегда считал себя, как тот же Боуи, человеком, именуя «маленьким непристойным Буддой» («Буддой из пригородов» был и Боуи). Который даже не становится, а делает себя, создает из себя монстра (Notes towards the making of the monster –первоначальное название книги). И пишет не просто «Книгу Каина» (Cain’s Book), a завет Каина (Testament).

Этот завет – да, освобождение сознание (наркотиками или Проектом Сигма – рецептов у него много), освобождение человека игрой («это стало для меня ритуальным актом, символизирующим космическое явление. Человек серьезен в игре»– привет Homo Ludens), тем настоящим Дада, который был жив, пока «дада не мумифицировали включением в историю».

Именно благодаря Каину, «первому поэту-авантюристу», Трокки «конечно, не в состоянии придерживаться обычного повествования… с определенными ценностными категориями… скорее сфера опыта, чем линия мысли». Он это осознает и – меньше всего стесняется. «Моя проблема в том, я думаю, что, когда я пишу, я постоянно похотливо оглядываюсь назад и все время осознаю, что я вовлечен в жизнь, а не в литературу». Трокки – рожденный в 1925 году, когда родился и Мисима, провозглашавший всей своею жизнью и смертью Действие, а не слово – пишет действием. Он писатель жизни и даже больше – отступничества, преступления, протеста. Писатель – ради другой жизни.

Преодоление Ли

Andrew Wilson. Alexander McQueen. Blood Beneath the Skin. London: Simon & Schuster UK Ltd., 2016. 394 р

Трудно рассказывать о биографической книге, если этой книги как таковой нет. Нет – никакой авторской позиции, изысков изложения, как, например, в недавней биографии Боуи «The Age of Bowie» Пола Морли и прочих кунштюков. Совершенно не нужных, если честно. Потому что – есть рассказ человеческой жизни, славе и смерти, которых вполне хватает. Тем более – при солидном объеме и довольно мелком шрифте.

История Ли Александра Маккуина – это какой-то немного особый подвид истории про Золушку и голливудский (лондонско-парижский) успех. Да, он был self-made man (равно как и self-destroyed man), но это было не совсем чистое создание себя. Скорее, у него был настоящий дар (рисовал женские платья и одевался в них с детства – и тут сексуальную идентичность сложно отделить от творческой), остальное же было – преодоление. Довольно обычной среды (отец и братья – водители такси, средний район, working class heroes) и себя (на ранние фото Маккуина смотреть не очень приятно – настоящий гопник, заурядная внешность, пьяные рожи в пабе с такими же героями Уэлша). Маккуин же «преодолел среду» (не совсем, конечно, ибо его поздний life style с арендой частных самолетов, пожиранием килограммов икры и потом походом в «Макдональдс» – антистиль нувориши чистой воды), вскормил своих ангелов и демонов. И до определенного этапа уворачивался от мира, не давая себя поймать (пластмассовый мир, как всегда, победил).

Средние успехи в школе и раннее осознание своей сексуальности. И – призвания. Тут черный лебедь из медиократических лондонских джунглей с напористостью танка движется к своей цели. Сам приходит в один из старейших ателье на Сэвил-Роу каким-то десятым подмастерьем (неделю учиться делать стежок, два года – протачивать костюмные швы), чтобы научиться шить. Их режим, традиционная чопорность и холодность людей была не для него, но – хорошая строчка в резюме осталась. Как и шутки-легенды – что на исподе пиджака для принца Чарльза он вышил слово из 4 букв. И шить-кроить-рисовать он умел. Потом подрабатывал у прогоревшего затем модельера-японца Кодзи Тацуно. Закончил на занятые у тёти деньги магистратуру Школы дизайна Св. Мартина, наследницы основанной в 1894 году Центральной Школы Искусства и Дизайна и собственно Школы дизайна Св. Мартина, основанной в 1894, – среди выпускников тут значатся Люсьен Фрейд, Джон Гальяно, Джарвис Кокер, Пи Джей Харви и участники Clash. Там уже полностью его характер проявился – легко мог сказать коллегам-студентам, что их коллекция для выпускного экзамена полный отстой (лексика значительно завышена), делать нужно не так.

На это Ли, как все его звали, имел, наверное, основания – его коллекцию весьма хвалили, и дальше на шальную бритую молодую голову свалился настоящий успех. В 1996 году он был приглашен на должность художественного директора дома моды Givenchy, в 2001 перешел в Gucci. Работа на износ – две коллекции в год для работодателей плюс коллекции для собственного брэнда, не говоря об аксессуарах (доходы домов высокой моды делают продажи не одежды, а очков, сумок и прочей параферналии с логотипом) – сопровождается всеми модными атрибутами в виде коктейлей из наркотиков, пьянства до ступора, постоянной смены любовников и борьбы с пухлым животом (он отсасывал жир, уменьшал объем желудка и был очень горд своей трансформацией).

Но важнее всего была работа – тут вели его демоны и ангелы. И тут, кстати, Эндрю Уилсон занимается прицельным анализом, выделяет две темы в его коллекциях – светлую и темную. За ангельскую отвечала тема крыльев (Ли вообще очень любил птиц) и отчасти национальная шотландская (на пожалование титула командора к королеве явился в килте, а с премьер-министром разговаривал весьма решительно, напомнил ему, что индустрия моды – одна из лидирующих в Великобритании, но ей не помогают, только вспоминают похвастаться), пришедшая от любимой матери, увлеченной своей генеалогией. За демоническую отвечало – все остальное почти.

Уже дипломная работа его называлась «Джек-Потрошитель выслеживает своих жертв», а дальше было только жестче. Как бы изнасилованные модели. Следы кровавых ладоней на мужских рубашках, пятна будто мочи, пришитые к одежде нитки от тампонов, в прозрачном гаджете вроде кольчуги – живые черви. Изменение канонов – джинсы с низко опущенной талией запустил именно он. Сознательное или уж бессознательное шокирование – кандалы на черной модели. И что уж говорить о подчеркнутой самым красным маркером сексуальности («каблуки лучше выглядят на плечах»).

Это было настоящее искусство – ужасное, гадкое, незабываемое. Он вдохновлялся – готикой, африканскими культами, куклами Ханса Беллмера,