Ижицы на сюртуке из снов: книжная пятилетка - Александр Владимирович Чанцев

а в почетном ряду порнографов его ставили в одном ряду с Петронием и Бокаччо, Гюисмансом и Аполлинером, Миллером и Лоуренсом (за роман «Молодой Адам» его, к слову, авансом посчитали и Оруэллом или Джойсом[138] их послевоенного поколения). Говорят, продававшемуся в Лондоне, Амстердаме и Нью-Йорке журналу пришел конец, когда за него взялся Госдеп после публикации апологии Жене и гомосексуальности авторства Сартра (у Трокки был договор, позволяющий перепечатывать все материалы из «Новых времен» Сартра). Странно, впрочем, представить себе Трокки пожилым издателем даже самого револтного и рафинированного журнала.

А вот «монстром» его выставить крайне легко – как де Сад и Кроули, он в куски рвал общественную мораль, жертвовал собой, своей жизнью и семьей ради если не утверждения нового, сродни ницшеанско-сверхчеловеческому, устоя, то того, что можно обрести лишь за гранью, на моррисоновской другой стороне. Он то полностью бросал, то пытался отнять у первой жены двух дочерей, вторую жену заставлял смотреть на свой секс с проституткой, замутил с индусско-китайской девицей какой-то тренировочный бордель (возможно, у него просто опять не было денег), во время оргии-хэппенинга в парижском клубе хотел заняться на сцене любовью с женой, потерял сознание, а, очнувшись, возмутился, почему никто из его соратников не заменил его?! «Я достиг дна моего персонального ада… Я был Кортесом, Дон Жуаном, Гитлером, Христом, Рембо, Нарциссом, Онаном – до грани самоубийства, а сейчас, в конце всех мук и экстаза, я чувствую, что готов стать человеком… Я никогда не был ближе к саморазрушению», писал он в одной из своих многочисленных корреспонденций. И в одной из сохранившихся в его архиве (хранится сейчас в так преследовавшей его Америке) дневниковых обрывков-заметок сообщает о своей верности избранному пути, поет славу психонавтам «своих беспредельных пространств, своих разноцветных глубин» (Е. Летов): «астронавты, которые были моими героями, двигались по траекториям внутреннего космоса. <…> Я хотел бегства из тюрьмы языка моего разума, сделать его новым. Сама концепция того, что управляет жизнью людей, <…> есть основа и материя нашего безумия <…> поддельные деньги нашего повседневного языка были мерой нашего слабоумия».

Трокки делает один из многих кульбитов своей жизни – вослед за ушедшей женой и новым едет в Америку. Как раз вовремя – набирали силу битники, в ряды которых он, конечно же, и влился, став одним из лидеров движения на Западном побережье. Тусуется и влияет на Кизи и Моррисона, издает антологию битников и протобитников-авангардистов Writer’s Revolt (первоначальное название – Beyond the Beat) с текстами Берроуза и Арто, Гессе и Жене, Бодлера и Гинзберга. Хотя был сильно вовлечен и в зачины леттристов и ситуационистов (единственный «член исполкома» из Великобритании) – его Technique du Coup du Monde вышел в 8 номере Internationale Situationniste.Но Трокки был Трокки, он всегда шел дальше. Он провозгласил начало «Проекта Сигмы», синтеза всех искусств, некоей спонтанной не больше не меньше Вселенной (журнал и культурный центр на добровольные пожертвования просуществовали довольно недолго[139]), а из Ситуационистского Интернационала вышел в начале 60-х – впрочем, кто мог долго ладить с Ги Дебором (формально Дебор изгнал его за ассоциирование с «мистическими кретинами» Лири и Гинзбергом)?

Еще в Париже он подсел и на целый букет наркотиков во главе с героином, которому был верен даже дольше Берроуза, на протяжении всей жизни («heroin, it’s my wife, it’s my life» Лу Рида). В Америке наркотики он не бросил – хотя количество наркоманов там исчислялось парой сотнен, а за сбыт товара легко можно было угадить на электрический стул. Наоборот, еще более сблизился. И тут все – от статьи в Википедии до его друга и соратника Ричарда Сивера в предисловии к переизданию «Книги Каина» любят поминать фактоиды вроде того, что тоже сидевшая американская жена Трокки Лин выходила на улицу, чтобы заработать им на дозу. Она же прятала шприцы в перепачканные детские подгузники, а как-то раз они кололись за полицейской машиной. Но когда Трокки, находясь на испытательном сроке, вмазывался на камеру во время съемок передачи о вреде наркотиков, он стал настоящим врагом общества номер один. Если во Франции тогда не было цензуры, то пуританская Америка сразу надела ежовые рукавицы – его преследовали вплоть до бегства с беременной женой, прыжков на уходящий поезд и угрозой электрического стула на полном серьезе. Только с помощью друга, сына посла ООН, Трокки удалось выкупить под залог за безумную по тем временам сумму в 5000 долларов, а затем друзья во главе с Норманом Мейлером организовали его побег – с чужим паспортом, в чужой одежде, через границу, где на каждом участке был развешан его портрет – в Канаду. Где у границы его встретил Леонард Коэн, считавший Трокки «современным Христом» (после дегустации опиатов монреальский апостол временно ослеп прямо посредине улицы).

Но важно понимать, что это не просто протопанковский эпатаж. Трокки серьезно считал, что наркоманов преследуют, как мало какое меньшинство, а наркотики запрещают, ибо государства боятся той ментальной свободы, что они дают. Как сказано в «Книге Каина», «для конвенционального сознания все способы изменения сознания, кроме пьянства, являются табу. Алкоголизм при близком знакомстве может вызвать лишь отвращение. Алкоголик унижает самого себя. Человек на героине – вне унижения. Джанки вызывает массовую истерию. <..> Это важная составляющая общества – изучать свои отходы и мерзости. Это знают доктора и полиция, и философы истории».

Убегая с Нового континента (жена с сыном на несколько лет осталась в лапах ФБР и семьи), Трокки вернулся в родную Шотландию. Где узнал, что бесследно пропала его библиотека ценой в несколько тысяч фунтов. И вскорости уехал в Лондон – как и Джойса Ирландия, земля Шотландии тотальных изгнанников не держала, как, впрочем, любая иная земля – недаром главные герои «Адама» и «Каина» живут на барже и лодке соответственно, куда занесла их временная (!) работа. В Лондоне в 60-е Трокки продолжал принимать весь наркотический букет, немного писать, еще меньше издаваться, пытался держать собственный книжный. Стал этакой местной достопримечательностью Кенсингтона. И даже знаменитостью – его книги переиздавали, все ждали от него еще одного «Каина», ему давали премии (тут же улетало на оплату квартиры и героина, не обязательно в такой последовательности). Трокки до сих пор вызывал ужас (в те годы во всей Англии было 342 зарегистрированных героинщика), но его включали в десятку величайших писателей Шотландии. Хотя эксцессы и суды были его постоянной кармой – в 1964 году его «Каина» вместе с «Лолитой» по решению суда сожгли на мусороперерабатывающем заводе Эдинбурга (в те же годы Леннон очень