Сломленный бог - Гарет Ханрахан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вздохнув, Кари вновь ее подняла и поковыляла кругами, пока не нашла подходящую для укрытия яму в грязи. Яма большая – наверное, воронка от снаряда или взрыва чудотворной энергии. В любом случае из земли вырвало изрядный кусок.
– Собственно, – проговорила Кари, сволакивая чародейку по склону кратера, – могли ли вы представить более уютную дыру в грязи посреди Божьей войны? Это ж, сука, замечательная яма. Высшего разряда!
Она уложила Мири отдыхать в земляной выемке и сама легла рядом, стараясь не думать о грызущих живот голодных позывах. Чертова книжка покоилась между ними, как железный младенец, целиком в металлической оковке с острыми уголками. Онемение в руке так и не прошло. Похоже, божья кара. Ударив святого, она, нечестивица, восстала против Ран-Гиса.
С этим сейчас ничего не поделать, к тому же от страха оцепенел и разум. Может быть, проклятие снимут в Кхебеше.
Ночь стояла ужасно теплая, будто на кожу все время кто-то дышал, значит, насмерть им не замерзнуть. На Кари до сих пор нелепое облачение храмовницы из Гиссы, правда, юбки уже не белее слоновой кости. Однако на поясе из золота с изумрудами по-прежнему нашито золото с изумрудами, то есть формально Кари сейчас богаче, чем когда-либо в жизни. Обменять бы все это на один бутерброд. На жареную рыбу у Хоуза. На Эладорин суп, который в голове у Кари до сих пор разогревался там, на улице Желаний, за несколько лет и целых миров отсюда…
Она заснула, мысли разламывались, смешивались, растворялись во сне.
На Божьей войне сны бывают опасны. Еще одно направление атаки, открытая возможность для призраков сломленных богов нанести коварный удар. До Гиссы Мири очерчивала защитный круг, чтобы на них не покусились во время ночевки, но сейчас она была полностью вымотана. Однако этой ночью ни чуждые боги, ни духи не тревожили сны Кари. Вместо них снились улица Желаний, пришедший за ней веретенщик, посланник Черных Железных Богов. Во сне она удирала от него по крышам домов.
Гвердон, туманясь, перетекает в Ушкет, в новое бегство по крышам. За ней по-прежнему гонятся веретенщики. Улицы внизу клокочут от извивающихся, жидких, блестящих теней. Веретенщики – похитители облика, воруют у своих жертв лица и внешность. Свежуют души, забирая себе тела.
Ушкет – в Ильбарин. Здесь веретенщики омывали целые здания потоком, половодьем тьмы. Прилив, поднимается море. Возвышаются щупальца Кракена. (Откуда у всех этих долбанутых богов и монстров такая любовь к чертовым щупальцам, подумалось ей.)
Ильбарин – в Гиссу. Веретенщики хотели превознести ее, сделать своей королевой. Превратить в подобие святого Ран-Гиса. Ей снится темный город, Гвердон кошмаров, где башни, корчась, тянутся ввысь и сметают звезды с небес, где объятые ужасом люди мечутся по удушающим кольцам улиц, пока город не поглощает всех до единого. В небо воспаряет дракон, и башни горят.
Потоки вод захлестывают крышу, выше не забраться и негде спрятаться – в тисках между пожаром и наводнением.
Тьма поглощает ее.
Она очнулась в панике, с криком; нечем дышать. Щупальца стали руками, руки обшаривали ее. Скребли, щипали. Искаженный месяц очертил полудюжину человекообразных фигур, сгрудившихся вокруг них с Мири. Кари вскочила, поскользнулась в грязи. Ни ножа, ни меча, никакого оружия – кроме чертовой книжки. Книжки в защитном стальном переплете. Кари схватила гримуар доктора Рамигос, фолиант, содержащий секреты, ради которых велись войны и гибли боги, и стала охаживать им пришельцев.
С нежданной, отчаянной силой она хватила одного по виску, вгоняя уголок книги в череп создания. Существо покачнулось и рухнуло, соскальзывая в яму. Кари развернулась и обрушила книгу на руку другого, цеплявшегося за беспамятную Мири.
Мародеры, заверещав, кинулись разбегаться. Переваливая через края воронки, они попадали под лунный луч, и ей удалось мельком увидеть, на кого эти твари похожи. Тонкокостные коротышки с сероватой кожей, туго натянутой на локтях и хребтах. Нижние боги, кто разберет – упыри это, люди или нечто особое, но по размерам они были не больше детей. Они карабкались на четвереньках, стараясь поскорей улизнуть, вздрагивали от громовых раскатов высоко в небе. И скороговоркой бормотали заученную наизусть богохульную литанию, чтобы отвадить любых случайных богов.
Вот как выглядит выживание человека на Божьей войне. Выбор полностью за тобой – покориться прихотям чокнутой божьей оболочки, как в Гиссе, или закончить плотоядным, как упырь, животным.
– Идем! – зашикала Кари. – Уходим, скорее!
– Я сплю, – проворочала языком Мири, обвиваясь вокруг валуна, будто подушки.
– Ну же, давай! – растолкала ее Кари. Чертову книжку она сунула под локоть, здоровой рукой дернула Мири, чтоб та приняла наконец положение стоя. Больше ни одной лишней минуты здесь.
Спутницы брели по склону, снова двинувшись через опустошенный край. Жуткий край, страну чудес. Как будто некий бог достал сюда из Гвердона – сперва сгреб в горсть весь реквизит и декорации Столичного театра, а заодно и алтарные росписи и иконы со всех церквей, а потом все это вывалил в грязь. Пару раз попрыгал на получившейся куче и хорошенько поблевал, орошая обломки. Да, и еще, для надежности, разнес залпом артиллерийской батареи.
Ближе к рассвету, невероятно, началась снежная метель, и они укрылись в полости гигантского, размером с дом, черепа, притопленного в земле. Смотрели в глазницы, как невдалеке скользит исполинский черный змей – запредельно красивый, со звездными знаками на чешуйках. Когда показалось солнце, змей истончился, растаял, словно туман. Но не исчез – один взгляд в ту сторону рождал у Кари головную боль, – возможно, лишь уполз из смертного мира обратно в потусторонний эфир.
– Ты так и не досказала, чем кончилась история, – заговорила Мири.
– Какая история?
– Про голубой жадеит. Про вас с Адро и Хоузом. Про «Розу».
– Досказала. – Кари почему-то вдруг стало совестно. – Ты просто вырубилась.
– Мне она очень понравилась. – Мири помедлила. – Я чую запах моря.
Чародейка права – ветер переменился, посвежел, очистился. Они почти выбрались. Почти что спаслись.
– Мы неплохо продвинулись на юг, может, Кракену сюда уже не достать, – сказала Кари. – В рыбацкой деревне сядем на лодку. Проплывем сколько сможем. – «Море обширней, чем боги», – подумалось ей, и эта мысль невпопад родилась не совсем в ее голове.
– От берега недалеко, – согласилась Мири, облизнув посиневшим языком разбитые губы. – В Кхебеше золотятся яблочные и фиговые рощи. А под сенью Призрачных стен ветер колышет пшеницу. – Мири облокотилась о внутреннюю перегородку черепа. – Я о том, что шли бы мудрые наставники на хер, а поесть настоящей еды нам бы не помешало.
