Родник Олафа - Олег Николаевич Ермаков

которое могли осилить только двое, – принес ему кое-какую добычу, несколько куньих шкурок. Но Хав и не посмотрел на них.

Варяги возвращались с пограбленным. Вели трех овец и теленка, тащили живых кур. Теленка тут же и зарубили, ободрали, порушили и мясо сложили в мешок. Овец снова связали и разместили на дне ладьи. Кур посадили в корзину. Все казались пьяными, будто в веси их потчевали доброй забористой медовухой. На портах расплывались пятна крови, то ли телячьей, то ли людской. У некоторых были расцарапаны лица, но они довольно лыбились.

Но пришли еще не все. И варяги ждали, переговариваясь. Рассматривали меха, встряхивали их, и те искрились на солнце.

Над весью вставали черные дымы.

13

Добычи было мало. Три года плавания – и такой жалкий куш. Они жаждали еще. И жадными очами вперялись в медные боры и великие дубравы. Но берега Дюны были безлюдны, дики. То и дело среди деревьев мелькали рога оленей. Лоси выходили на мысы. Однажды впереди увидели бера, он переплывал Дюну. Варяги закричали, налегли на весла, пытаясь настичь зверя, но тот успел доплыть до берега и легко уйти среди раскидистых дубов, переливаясь мокрой толстой шкурой и отрывисто порыкивая. Несколько раз замечали фигуру светлого волка. Этот волк как будто сопровождал ладью. Варяги метили в него из луков, но промахивались. И удивленно переговаривались, снова заметив его. А Спиридону то и не в диковинку было.

Скари ничего не сказал Сньольву, но вечером на стоянке Нагме не захотела выходить из маленькой вежи, и Сньольв сам прошел к ней. Спиридон видел это с берега, собирая хворост для костра. Знал ли хёвдинг хотя бы немного ее язык? Он и впрямь что-то баил, стоя перед вежей. Наконец Нагме распахнула вход и вышла. Она что-то громко говорила, указывая на Хава, который все сидел на своем месте, скрючившись от боли. Сньольв слушал. Потом окликнул Хава. Тот оглянулся и тут же отвернулся, длинно сплюнул. Сньольв возвысил голос. Хав не отвечал. Сньольв медленно двинулся по ладье. Остановившись над Хавом, он снова сказал что-то. И Хав вдруг засмеялся визгливо. Сньольв достал меч и концом меча легонько ткнул Хава в плечо. Тот снова длинно сплюнул.

Варяги молча смотрели с берега. Асбьёрн как раз принес сухую сосну для костра. Он замер с сосной на плече.

И вдруг раздался окрик Асбьёрна и следом треск сброшенной на землю сосны. Сньольв поднял голову. Асбьёрн уже вынул свой меч и снова прокричал что-то Сньольву. Варяги молча ждали. Сньольв, еще раз взглянув на Хава, повернулся и сошел на берег.

Обоих окликнул Скари.

Сньольв кивнул, а Асбьёрн ответил.

Остальные варяги молча вставали полукругом у ровного травянистого места возле реки.

И оба варяга встали там друг напротив друга.

Скари что-то возгласил.

На миг стало абсолютно тихо.

…Первым ударил Асбьёрн, меч Сньольва звонко отразил удар. От другого берега отозвалось эхо. И начался странный танец двоих мужей. Они были ненавистны в эти минуты друг другу, но и не было сейчас между ними связи прочней. Их будто опутала некая нить, и каждый норовил освободиться от пут. Дрались без щитов и шеломов. На Сньольве была кольчуга, на Асбьёрне – кожаный доспех с металлическими пластинами. Грива грязных волос Асбьёрна, зачесанных назад, напоминала загривок медведя. А вкруг головы Сньольва рассыпались русые пряди вперемежку с белыми, и в бороде белели волосы. Асбьёрн был ниже ростом, но моложе. Сньольв же чувствовал свое превосходство и не сомневался в праве убить зарвавшегося воина. Это было написано на его лице. Асбьёрн сверлил темными синими глазками противника и, как только тот делал ложный выпад, пытался отразить его, а Сньольв уже наносил настоящий удар, но Асбьёрн всякий раз успевал выставить меч. Он был пронырлив и стремителен. Но великая наука рубки мечом чувствовалась в каждом движении Сньольва. Он и в этом был господин, хёвдинг. И скоро доказал это первой кровью. Меч его вонзился концом в бок Асбьёрна. Тот прижал в первый момент ладонь к боку, но даже не глянул на нее и продолжал бой. А ладонь его окрасилась кровью. Скари что-то торжественно прокричал. И Сньольв выжидательно взглянул на противника. Но Асбьёрн мотнул своей гривой, отметая, видимо, предложение закончить поединок, и снова пошел на Сньольва, нанося удары слева и справа. Но всякий удар встречался со сталью меча Сньольва.

Спиридон уже давно чуял, что все тут изуметилися. Кораблице ихний бысть кораблице безумцев. С потерей шелка и драгоценных сосудов заморских эти вои задичали. Их все раздражало, все. Глаза полнились ненавистью к солнцу Дюны, к самой реке, к лесам, ко всему на свете. Столько лет странствий, и вот они возвращаются к своим жёнкам и матерям, старым отцам и выросшим детям пустые, побитые…

Из вежи за поединком следила Нагме. А Хав и не глядел, сидел понурясь. И из его раны на голове сочилась гнилая жижа.

Противники продолжали кружить у воды, взметая песок, иногда оступаясь в воду. Сньольв уклонялся от разящих выпадов. Удары Асбьёрна были нерасчетливо сильны. Аж воздух взвизгивал и что-то с хрустом натягивалось в его теле или броне.

Спиридон следил за поединком, не разжигая костер.

Чья же возьмет?

…И Сньольв оступился. Поставил правую ногу – и не на твердый песок, а в воду, качнулся, и этого оказалось достаточно для могучего летящего меча Асбьёрна. Он прошел чуть ниже пестрой бороды Сньольва и чуть выше кольчуги, в ямку под шеей, и далеко выскочил позади. Глаза Сньольва расширились, будто два странных фьорда, по-прежнему холодных, но из раны хлынула раскаленно-алая кровь. И как только Асбьёрн выдернул меч, хёвдинг Сньольв повалился в воду. Дюна сразу приняла этот жертвенный дар и потащила вниз, к далеким янтарным брегам Варяжского моря. Да к реке уже кинулся Скари, за ним побежал еще один; войдя в воду по пояс, они схватили труп Сньольва и вытащили его на берег. Только тут Асбьёрн, снова пощупав бок, поглядел на ладонь. Он был ранен. Вили Вак рвал полотно и перевязывал Асбьёрна, заставив его снять кожаный доспех и задрать рубаху. Рана, кажется, была неглубокой. Асбьёрн зачерпывал руками воду из Дюны и все пил. Варяги молчали, глядя на мертвого хёвдинга. Спиридон посмотрел на вежу. Она была задернута.

Вили Вак треснул Спиридона по затылку и велел зажигать огонь. Варяги, найдя в стороне удобное место, уже рыли могилу. Но хоронить Сньольва на ночь глядя не стали. Зарезали нескольких кур, швырнули их Спиридону, он ощипал, выпотрошил и опустил в кипящую воду. Порезал и бросил туда капусту, крупу, захваченную в той веси над лугами.

Ели уже в темноте, смотрели на Асбьёрна. Он рвал крепкими зубами курятину, выбрасывал кости в огонь, как