Интерконтинентальный мост - Юрий Рытхэу

Иван Теин как бы раздумывал вслух, глядя на огонь, в котором потрескивали синими, зелеными огоньками просоленные куски плавникового леса, собранного по осени на старой Уэленской косе.

— И даже этого, наверное, мало для определения человека. Человек — это все. От первого проблеска сознания до неведомого еще нам далекого будущего — все это человек. Человек, как явление, даже как биологический тип, в понятии хомо сапиенс, так мало еще живет в пределах истории Земли, не говоря о временном и пространственном протяжении Вселенной, Космоса, что даже так называемый доисторический наш предок — это наш ближайший соплеменник, вполне нам понятный. Иногда мне кажется, окажись сегодняшний человек в первобытной пещере, он быстро нашел бы общий язык с охотником на мамонта. Разные уровни цивилизации — это всего лишь разные уровни производительных сил человека, а сам-то человек оставался и остается, в главном, единым. Пример тому: почти мгновенное приобщение так называемых примитивных племен, обнаруженных в конце прошлого века в отдаленных районах Амазонки, Новой Гвинеи, Филиппин, Африки, Азии, к современному образу жизни, приятие так называемых чудес цивилизации. Когда я читаю описания путешествий, написанных этнографами тех времен, я улавливаю в них чувство обиды и досады от того, что так называемые дикари не проявляли особого интереса к разного рода техническим чудесам, не поражались, не раскрывали ртов от удивления. И, наверное, если вдруг к нам прилетят наши разумные собратья, когда-то улетевшие далеко от нас, в межзвездные дали, пережившие удивительнейшие приключения, встречи с неведомым и трудно вообразимым, и они, и мы тем не менее не будем чувствовать себя чужими друг другу.

— Я так понимаю, что для вас человек един во времени и пространстве, — сказал Метелица.

— Эта мысль не моя и далеко не новая, — возразил Иван Теин. — Я только хотел сказать, то есть ответить на ваш вопрос: а что же человек Уэлена? Осталась ли у него цель, высота, ради которой он будет жить и бороться дальше, в пространстве будущей жизни? Так вот, Сергей Иванович, покуда человек есть человек, — высшая цель у него всегда будет: совершенствование самого себя, совершенствование общества. Ведь если глубоко задуматься, то об этом человек задумался еще в пещере! Там, еще при свете костра, в земляной норе, деля скудную добычу, наш предок думал о лучшей организации общества и мечтал о Справедливости… Создание нового человека оказалось не таким простым и быстрым, как в теории. Совершенствование человека будет продолжаться, покуда будет существовать человечество…

Метелица слушал Ивана Теина, внутренне соглашаясь с ним. И впрямь, насколько неисчерпаемым оказался, по ленинскому выражению, атом, настолько же бездонным и сложным предстал человек, и нет конца и края его самопознанию, движению его многообразной души. А может быть, мечта об идеальном человеке так же несбыточна, как достижение абсолютной истины?

— К нынешнему времени, — продолжал Иван Теин, — мы все же добились такого отношения к труду, что труд воистину стал потребностью человека, неотъемлемой частью его существования. Конечно, мы теперь удивляемся тому, что были времена, когда труд был наказанием. Слабость христианской религии не в том, что в священных книгах множество несообразностей и несоответствий, а в утверждении, что труд был дан богом человеку в наказание за его грехи. А это в корне неправильно: труд — это главное отличие человека от животного, содержательный, творческий труд, дающий радость и удовлетворение. И чем лучше работает человек, тем полнее и радостнее у него жизнь. И это самое главное, самое истинное, что мы сегодня имеем…

Хью Дуглас прилетел в назначенный им день уже к вечеру.

Иван Теин с Метелицей встречали его на посадочной площадке, под высокой причальной мачтой. Долго гасла вечерняя заря над покрытыми снегами южными холмами. Свечение неба было таким сильным, что даже Дальний Хребет сиял своими зубчатыми вершинами, освещенными уже скрывшимся за горизонтом солнцем. Ближние холмы матово отсвечивали алым, теплым светом.

На противоположной половине небосвода показалась луна с уже заметной щербинкой на краю светящегося диска.

Вертостат показался с северо-восточной стороны, на глиссаде снижения. Это была малая машина: Хью Дуглас летел один, без сопровождения. Это обрадовало Метелицу: значит, будет возможность подробно обо всем побеседовать. И то, что американец летел к исходу дня, говорило о том, что он намеревался заночевать.

Вертостат медленно опускался на площадку, примериваясь на отмеченные специальными знаками автоматические захваты. В большой прозрачный колпак кабины, похожий на выпученный рыбий глаз, хорошо была видна сосредоточенная фигура. Через мгновение, посадив машину и убедившись, что она прочно закреплена, Хью Дуглас отпустил рычаги и, повернувшись к встречающим, широко улыбнулся.

— Очень рад вас видеть, мистер Теин! Здравствуйте, Сергей Иванович!

Иногда Хью Дуглас пытался разговаривать по-русски: он знал несколько выражений, которые, однако, произносил так безукоризненно и точно, что часто этим вводил в заблуждение мало знакомых, полагавших, что американец отлично знает русский.

— Погода прекрасная! — с подъемом уже по-английски произнес Хью Дуглас. — Я не мог отказаться от искушения и пролетел над всей трассой моста. Стыковку можно производить уже через неделю. А что касается надводных опор — они просто прекрасны!

Метелица отметил про себя, что на этот раз Хью Дуглас, который вообще-то не отличался сдержанным характером, казался возбужденным более обычного, и это показалось хорошим признаком. Должно быть, поездка в Вашингтон была полезной и плодотворной.

— А как же строганина и мороженая морошка? — весело и громко спросил американец, усаживаясь вслед за Метелицей в большой крытый снегоход.

— Мы сегодня будем ужинать в президентской столовой, — с загадочным и важным видом произнес Иван Теин.

— Что это значит? — заинтересовался Хью Дуглас.

— Увидите…

Снегоход промчался над снежной лагуной, направляясь к уэленской гостинице.

Президентская столовая, по предложению Ивана Теина и в соответствии с пожеланиями специальной группы по обеспечению визита высоких гостей, была устроена на том же этаже, где располагались президентские апартаменты. Не очень большая комната с громадным окном на лагуну и старый Уэлен. Панели, декорированные молодыми оленьими шкурами, доходили до половины высоты стен, а дальше — белая ткань. Этот контраст придавал удивительный уют помещению, и в то же время белый потолок, белые наполовину стены как бы дополняли простор столовой.