Интерконтинентальный мост - Юрий Рытхэу

— Вы меня, наверное, за это время неплохо изучили, — вздохнул Хью Дуглас. — Поверьте, мне нелегко в такой обстановке. После разговора с президентом я долго размышлял о себе, о своей жизни. Скажу прямо — я кое-чего достиг. Но многого — компромиссами. А тут мне показалось, что я наконец-то буду работать чистыми руками и с чистой совестью… Я ведь понимаю — возраст у меня не такой, чтобы мне удалось сделать еще что-нибудь подобное в жизни. И, хотя это было трудно для меня, я снова пошел на компромисс со своей совестью, решил продолжать работу.

— Ну вот и хорошо! — с излишней бодростью заметил Метелица. — В конце концов, возможно, что и ваша система безопасности окажется достаточно надежной, и мы построим мост, кто бы ни пробовал нам мешать!

— Давай! — решительно сказал по-русски Хью Дуглас. Выпростал из теплой варежки руку и обменялся с Метелицей крепким рукопожатием.

Метелица и Дуглас вошли в теплый тамбур гостиницы, и оба, не сговариваясь, направились в президентскую столовую, где на чайном столике в термосе еще оставался горячий чай.

— Хорошо согреться, — блаженно произнес Хью Дуглас. — Я теперь понимаю, почему в тундре так любят этот напиток. В нем есть какой-то особый привкус. Это грузинский сорт чая?

— Скорее — чукотский, — с улыбкой ответил Метелица.

— Шутите! Не станете же вы утверждать, что в тундре нашли способ выращивать чай… Хотя, может быть, в теплице?

— Ни в тундре, ни в теплице, — ответил Метелица. — Есть в тундре особая травка, которую чукчи издавна использовали как тонизирующее средство. Кажется, чукотское ее название — юнэу или что-то в этом роде. Теперь ее добавляют в обыкновенный грузинский чай, и это придает вкус и новые свойства древнему напитку.

— Я попрошу Ивана Теина снабдить меня хотя бы небольшим запасом этой травки.

Время уже подходило к утру. В окно можно было увидеть первых охотников, выходящих на промысел на морской лед. Они уезжали на бесшумных снегоходах, взметая за собой легкий, как мука, высушенный морозом снег.

— Пора, пожалуй, нам ложиться спать, — сказал Метелица, ставя на блюдце пустую чашку.

— А мне что-то спать неохота, — признался Хью Дуглас. — Но отдохнуть надо. У нас еще будет возможность наговориться за завтрашний день.

Однако, укладываясь. Метелица подумал, что ему особенно не о чем будет разговаривать с Хью Дугласом.

В президентской столовой утром оказалась новая гостья — прибывшая ранним утренним рейсом из Нома Френсис Омиак. Она привезла какие-то дополнительные материалы для своего шефа, вставшего раньше Метелицы и уже излучавшего привычную жизнерадостность и доброжелательность.

Френсис выглядела прекрасно. Она несколько пополнела, да и лицо ее уже не напоминало лицо школьницы, плохо выучившей урок и со страхом ожидающей вызова учителя. Она с достоинством поздоровалась с Метелицей.

— Прошу прощения за опоздание, — извинился перед собравшимися Метелица и шутливым тоном добавил. — Насколько мне известно, в президентскую столовую принято приходить в точно назначенный срок.

— Ну, это для президентов! — махнул рукой Хью Дуглас. — Мы же, простые смертные, можем позволить себе слабость не только опоздать к завтраку, но и пренебречь галстуком.

На накрытом столе стоял четвертый прибор для Ивана Теина.

Председатель Уэленского сельского Совета тоже стал извиняться за опоздание.

— Прибыла еще одна группа советников. Что-то тесновато становится в Уэлене…

— У вас же есть запасной выход, — Метелица показал на старый Уэлен, проступающий своими черными ярангами в свете медленно наступающего утра.

— Очень многие для экзотики предпочтут некоторое время пожить в яранге! — подтвердил Хью Дуглас.

— Пусть уж живут в привычной обстановке, — сказал Иван Теин. — В случае чего можно открыть старый интернат. Там сорок пустых прекрасно меблированных комнат.

Он пытливо оглядел Френсис, заставив ее покраснеть и опустить глаза.

Хью Дуглас собирался улетать после обеда, а до этого занялся какими-то бумагами, доставленными Френсис.

За обедом появился Петр-Амая, и тут все узнали непосредственно от него, что Френсис ждет ребенка и получила отпуск по беременности, который собирается провести на Чукотке. Это было сказано как бы между прочим, будто они были и впрямь мужем и женой.

Петр-Амая сказал;

— Мы поедем в бригадный дом Папанто, и Френсис там пробудет до рождения ребенка.

— Пропустите приезд высоких гостей? — спросил Метелица.

— Я на эти дни приеду, а Френсис останется, — ответил Петр-Амая. — Ни к чему ей эти волнения, да еще в сутолоке многолюдья.

— Совершенно правильное решение! — воскликнул Хью Дуглас. — Я распорядился, чтобы все это время Френсис выплачивали полное содержание.

— Она будет продолжать работу над книгой, — сказал Петр-Амая и ласково поглядел на Френсис. — Разберет материал и расположит по разделам.

— Я искренне завидую вам, Френсис! — сказал Хью Дуглас. — Как бы мне хотелось тоже забраться куда-нибудь далеко-далеко в тундру, пожить в спокойствии и тишине и ни о чем не думать!

— А мы не собираемся там отдыхать, — с оттенком вызова сказала Френсис. — Мы уже отправили туда пять больших ящиков с книгами, разными материалами и фильмами.

Проводив после обеда гостей, Иван Теин пришел домой и спросил, где Петр-Амая.

— Он в гостинице, — ответила Ума. — Переселился туда, к Френсис.

— Это что еще за фокусы? — сердито спросил Теин. — Что у нас здесь мало места?

— Петр-Амая спрашивал меня, — ответила Ума. — Я посоветовала ему пока пожить в гостинице. Кто знает, как ты отнесешься ко всему этому?

— Да что я, зверь какой-нибудь? Ты знаешь, что она беременна?

— Именно поэтому я и посоветовала поселиться им в гостинице, чтобы им было спокойнее.

— Нет, я этого не ожидал от тебя! — горестно воскликнул Иван Теин, в бессилии опускаясь в кресло.

— Ну ладно, успокойся, — Ума подошла и ласково погладила мужа по голове.

— Сейчас же сходи за ними и приведи! — строго сказал Иван Теин.

Он смотрел в окно, как Ума медленно шла к гостинице, и думал о том, что как ни сопротивляйся, как ни прячься за законы, правила, установления, жизнь всегда оказывается сильнее. Жизнь, самым концентрированным выражением которой является любовь. Что же теперь делать, если любовь победила? И, честно говоря, уже не хочется думать ни о каких формальностях, осложнениях, когда впереди появление новой жизни, продолжения, нового лучика в неоглядное отсюда будущее. Теперь он был полон нарождающейся нежности, сладко ноющей, подступающей к самому сердцу. Да к черту, в конце концов, всякие там международные осложнения, если речь идет о новой жизни, о внуке или внучке, которая, как ни говори, будет нести в своем облике, в своей генетической программе часть того, что принадлежало ему самому, Ивану Теину!