Солнце бессонных - Юлия Колесникова

— Вы поссорились? — невинно поинтересовалась Самюель, забирая от меня полупустую тарелку и ставя кружку с чаем.

Ну вот, началось!

Я подозрительно покосилась на них.

— Подслушивать не хорошо, — чтобы отдалить нежелательный разговор, я постаралась давить на жалость.

— Ну, уж прости, говорили вы достаточно громко, что даже сестры Стоутон могли услышать, — парировала Самюель. Я тяжело вздохнула, понимая, что мама разгадала мой трюк. Ее мне никогда не удавалось провести, в отличие от Терцо, Самюель прекрасно знала меня, и не поддавалась на провокации. Хмуро кинув взгляд на мужа, будто бы ища поддержки, Самюель все же не стала еще что-то договаривать.

Когда Терцо понял, что теперь пришла его очередь исполнить отцовский долг, то немного поколебался. Ему больше нравилось баловать меня, а уже воспитание он оставил на Самюель, и не очень любил влезать в такие вот разговоры.

— Да здесь и нет ничего плохо, что мы услышали ваш разговор. Одно дело жить с вампирами, когда они твои родители. Другое, влюбиться в него. Так как ты человек — ссор не избежать. Вы всегда будете подозревать друг друга, что не воспринимаетесь такими, как есть. Ты разберешься совсем этим со временем, а Калеб тебе поможет, он будет терпелив.

Я тяжело засопела. Все-таки трудно говорить с родителями о любви, чувствах. И все же я понимала, что не смогу избежать такого разговора. Пусть они не показывали, но волновались за меня.

— Не понимаю, почему чувства Калеба вы воспринимаете всерьез, а мои — нет!? — не удержалась я от грубого вопроса. — Словно его вы понимаете и доверяете ему больше чем мне?

Терцо и Самюель обеспокоено переглянулись. Ага! — обрадовалась я, значит, есть что-то такое, на что вы не можете знать ответа!

— Видишь ли, так оно и есть, — согласилась Самюель, и я видела, что ей трудно в этом признаваться. Мои плечи сникли. — Так же как тебе трудно понять нас. Нашей любви к тебе нет описания. Мы любим тебя намного больше других родителей. Откуда ты думаешь, у тебя, всегда было столько свободы и доверия? И это чувство не поддается описанию, оно настолько сильное, что может причинять боль.

— Единение… — наконец я до конца осознала, что Калеб имел ввиду.

— Да, что-то в этом роде, — согласилась Самюель. — Только то, что мы понимаем чувства Калеба к тебе, это не значит, что предаем тебя.

— Я понимаю, — тихо отозвалась я, совершенно не думая, что они предают меня, а боясь, что я совершенно не понимаю самого Калеба. Значит, я немного предаю его, обсуждая все это с родителями. Через пару месяцев, они займутся детьми, а я буду строить с Калебом полноценные отношения, без них.

— Не думаю, что нам стоит обсуждать это, — выдавила из себя я.

Самюель болезненно скривилась. Ей было тяжело услышать, что она уже не так нужна мне как раньше. Терцо просто понимающе покачал головой.

— Как ты сама захочешь, — спустя несколько минут отозвалась Самюель, все еще горько задетая, но я не переживала за нее. Еще пару месяцев, и мои сердечные проблемы уже не будут так ее интересовать. Сердце ревностно кольнуло, но я смирилась. За все нужно платить. Любовь родителей я охотно меняла на любовь Калеба.

Я и так сегодня слишком много натворила, решила я, и поспешила ретироваться в свою комнату, но прежде нужно было поднять настроение матери.

— Так как ваши покупки?

Зря я задала этот вопрос. Когда меня потащили в гостиную рассматривать все игрушки, одежки, кроватки и даже коляску специальную для двоих детей, я не думала, что это займет столько времени. Единственным хорошим аспектом было то, что разговор был забыт.

— По дороге мы думали об именах! — заявила мне Самюель торжественно, я едва удержалась на месте, чтобы не сигануть наверх. Но нет, я буду стойкой и перенесу свое наказание.

— И?

— Ты знаешь своего отца — Самюель обвиняюще посмотрела на Терцо, пытающегося собрать специально для меня одну из кроваток. — Его предложение это Бальтазар и Марица! Да кто сейчас так называет детей?

— В моей семье много было таких имен, — воинственно заметил Терцо, отставляя в сторону детали. — А твои-то чем лучше? Гвиневера и Ганновер! Просто какое-то средневековье. Да дети уже в три года попросят, сменить им имена.

Да уж, подумала я, знала бы, что начнется такая дискуссия, вообще бы не открывала рот. Самое страшное, что мне не нравилось не одно из предложенных имен.

— Так может, предложишь что-нибудь получше? — насмешливо предложила Самюель, иронично сверкая глазами. И я за столько лет, поняла, насколько страстно они любили друг друга.

— Давай просмотрим книгу об именах, например, — не стал сдаваться Терцо, и пусть их перебранка выглядела шутовской, я сразу же заметила в глазах родителей знакомые мне вспыхивающие огоньки. Они смотрели с желанием, и я со смятением не знала, куда деть глаза. Трудно узнать, что твои родители страстные любовники. Нужно было срочно выметаться отсюда!

— А ты что скажешь, милая? — Самюель обратилась ко мне, и я удивилась их выдержке. Если они чувствуют друг к другу то же самое, что и я к Калебу, то сейчас им должно быть нелегко сдерживаться.

— Я думала назвать их Рики, в честь Ричарда и Соня, в честь твоей матери Софии, — просто ответила я. Ричардом звали отца Терцо, а София, прекрасная сильная женщина, мать Самюель. И эти неизвестные люди, подарившие мне родителей, всегда казались кем-то таким близким.

Терцо и Самюель затихли. Подняв голову, я поняла, что сейчас они смотрели на меня как никогда с благодарностью. Я поняла, что это относиться и к тому, что я снова сделаю их родителями.

— Думаю, пойду-ка я к себе, — еле сдерживая слезы, обронила я, и поспешила в свою комнату.

Я не заслуживала той любви, с какой они смотрели на меня. Сколько раз я думала о том, что все же следовало сделать аборт. А они по-прежнему готовы ради меня на все.

Зайдя в комнату, я устало прислонилась к двери, старясь преодолеть подступившие слезы.

Чтобы полностью не раскиснуть, я принялась за уборку в комнате, не обращая внимание на боль в ногах, голове, да и во всем теле. Стопку чистой одежды на кровати, я убрала в шкаф. Собрала все ненужное со стола и собрала грязные вещи в корзину. Когда дел, чтобы увильнуть от мыслей не осталось, я схватила, наконец, телефон. Калеб взял трубку с первого гудка.

— Прости меня, — хрипло пробормотала я, стараясь сдерживаться от рыданий. — Ты все не правильно понял. Ты мне нужен такой, какой есть. Я просто думала о том, что ты сказал, и сразу начала искать причины всех бед в себе…

— Я не злюсь, — мягко рассмеялся в трубку Калеб и я расплакалась. Он утешал меня самыми ласковыми словами, и где-то в середине сказал что любит.