Солнце бессонных - Юлия Колесникова

— Помню, когда мы пережали сюда, сколько труда заняло все эти книги перевезти.

Я проходила между стеллажами и водила пальцем по фолиантам, некоторые из которых были очень старыми, даже старше Терцо. Я задумалась над тем, откуда у Гроверов столько денег? Я знала, откуда они у моих родителей. Терцо в прошлой жизни аристократ, из богатой итальянской семьи. Каждые тридцать-сорок лет, состояние переписывалось с Терцо на Прата, иногда на Ричарда, и они поочередно играли роль сына, племянника, брата, конечно же, немного незаконно. Впервые за 15 лет жизни Терцо, как вампира, все состояние перешло к женщине — мне. В данный момент я была графиней, и даже очень обеспеченной. Деньги вкладывались и множились. Мне, а теперь и моим детям, еще несколько сот лет, не придется беспокоиться о них.

Но вот о Гроверах я знала мало. Почти половину своего времени Грем проводил, рыская по миру в поисках жены, и бизнесом он точно не занимался, как думали все. Тогда откуда?

Я осмотрелась и увидела несколько картин, стоящих наверняка целое состояние, мебель — историческая реликвия, на столике шкатулка из серебра инкрустированная камнями, и я почему-то не сомневалась, что драгоценными.

— Все здесь такое дорогое, — с сомнением протянула я. — Но откуда деньги? Вы же не работаете.

— Если я пока не буду отвечать, ты не обидишься? — осторожно отозвался Калеб, держа в руках одну книжку, с такими же коричневыми обложками, как и остальные в том ряду.

— Не хочешь отвечать — не надо. Со временем ты и так расскажешь мне все твои тайны, — пообещала я, стараясь не злиться.

Я с досадой отвернулась, и тут же почувствовала, как его руки обвиваются вокруг меня. Волна тепла и нежности прошла по моей шее, когда я почувствовала его дыхание.

— Не люблю, когда ты дуешься, — прошептал он, и я забыла о дыхании. — Ты кажешься тогда такой далекой и чужой.

— Не говори так, — попросила я. Его губы возле моего уха сводили с ума. Он прикоснулся почти неощутимо к шее, а мои ноги тотчас же подкосились. Калеб бережно подхватил меня на руки, а его губы продолжили свою волнующую дорожку к моим губам.

Как мы оказались в комнате Калеба, я даже и не поняла, единственное, что заметил мой отрешенный разум, что на улице стемнело. Но я отметила это просто так, чисто механично, потому что руки Калеба обжигали кожу на моих плечах.

Я и не заметила, как сама стянула футболку с Калеба. Он почему-то не сопротивлялся. От красоты его тела мой ум странным образом протрезвел. Словно я больше не смотрела на все происходящее со стороны, а действительно принимала участие. Такое просветление подстегнуло меня к действиям. Калеб развалился на кровати рядом, и вовсе не препятствовал моим рукам, изучающе скользящим по его телу. Только когда я нагнулась и поцеловала его грудь, а потом спустилась немного ниже, Калеб вскочил как ошпаренный.

— Думаю нам нужно прекратить! — почти закричал он.

Я тяжело вздохнула и согласно кивнула. Мне хватало и просто смотреть на него.

— Ты странно на меня влияешь, — обреченно покачала головой я, — раньше меня близость с парнями не привлекала, а во время беременности и подавно. Но ты…ты со мною что-то творишь, просто одним взглядом. И я горю, стоит тебе прикоснуться.

Такой смущенной я еще никогда себя не чувствовала.

— Поверь, ты тоже притягиваешь меня физически, настолько сильно, что это чувство перебивает любую жажду. Думаю мне нужно держать от тебя руки подальше. Мы за сегодня уже несколько раз были на грани… и это плохо.

— Неужели любовь такая? — удивилась я вслух, немало смутив Калеба. Мы становились все ближе с каждой проведенной минутой, но еще никто из нас не говорил о любви.

— Любовь — это что-то такое, что у Бет и Теренса, — возразил страстно Калеб, — а у нас с тобой — Единение, только так я могу назвать, все, что кипит сейчас во мне при виде тебя. Разве можно назвать мои чувства к тебе так банально — любовь?

Он был прав, все это больше любви. Именно такое чувство испытывают верующие фанатики. Для меня Калеб был почти божеством, хотя за такое богохульство Самюель могла оставить меня без музыки на долгие недели.

— Возможно, мне пора домой, — неожиданно для себя ляпнула я, что бывало со мной, когда я чувствовала себя не уверенно. И лицо Калеба после этих слов стало замкнутым.

Мы ехали назад, так же как и сюда — не разговаривая. Но теперь, ни он, ни я, не старались коснуться друг друга. Отвернувшись к окну, я все думала, что Калеб часто называл наши отношения патологией. И почему-то теперь мне стало больно. Все складывалось против меня: и моя внешность, и беременность, а теперь еще и эта патология, которой очевидно боялся Калеб.

Я не хотела ждать, когда Калеб выйдет и машины и потянулась к дверце сама, но он уже был там. Мое плохое настроение и обида, сразу же прорвалось наружу.

— Я не люблю, когда ты так делаешь! — сказала я резко, не подумав. И тут же пожалела — лицо Калеба исказила гримаса, глаза потеряли свою теплоту и привлекательность.

— Ну, прости, я всего лишь клятый вампир! — вспомнил мои такие давние слова Калеб. — Не пойму только какого еще поведения ты ждешь от меня!

Мне было так жаль, я потянулась к нему, но Калеб отшатнулся и его движение, резануло меня по сердцу. Он резко захлопнул дверцу машины и бросился прочь, уже в знакомом мне направлении леса.

Какая же я дура! Он подумал, что я хочу видеть его другим! Что мне неприятна его сущность. Но ведь все по-другому. Сложность заключалась в нашем чрезмерном притяжении, и неизрасходованная энергия била из нас ключом. Нам стоило поговорить, а я отвернулась от него.

Мучимая тревогами и сожалениями я зашла в дом, и даже смех родителей и звуки, доносящиеся с кухни, не могли поднять моего настроения. Едва переставляя ноги, я принялась стаскивать с себя пальто и шарфик.

— Ты целый день провела с Калебом? — улыбнулась мне Самюель, когда вышла из кухни, чтобы помочь расшнуровать мои ботинки.

Терцо выглянул из кухни с шипящей сковородой, чтобы очевидно тоже послушать, что я скажу и при этом посмотреть на меня. Можно подумать я ходила куда-то на дискотеку!

— Да, — устало отозвалась я, стараясь избежать встречи с понимающими глазами мамы, и поплелась на запах исходящий их кухни.

Терцо готовил словно на целую футбольную команду. Хотя, когда я принялась за лазанью, оказалось ее не так уж и много осталось после меня. Главным было то, что пока я ем, то могу помолчать, и не отвечать на вопросы родителей. Я видела, что они только и ждут когда я поем, значит, решила я, они слышали наш разговор на улице. Я с трудом подавила злость, понимая, что они не виноваты, только потому, что слышат так хорошо. И все же чертовски тяжело жить среди вампиров — никакой личной жизни.