Солнце бессонных - Юлия Колесникова

— Грем, еще до недавнего времени почти все время отсутствовал. Друзья — с ними я не могу быть самим собой. Так что оставались только ночи. Ночь мой спутник все эти годы. Она одна знает все тайны, мои тревоги и переживания, наслаждается той же музыкой, что и я, — его голос успокаивающе заструился возле моего уха, за ним последовало легкое прикосновение губ, которое спустилось ниже по шее, и вот он зарылся в мой шарф. Ноги мои подкосились, не знаю, как только я смогла найти в себе силы, чтобы отстраниться и спросить.

— А чем еще ты занимаешься ночью?

— Рисую.

Я подняла на него затуманенные глаза, и проблеск воспоминания осветил мой, отупевший от его губ, разум. Он часто рисовал, когда бывал у нас, но я, ни разу не видела его рисунков. А также, по рассказам общих друзей, Калеб всегда рисовал на природе.

— Ты раньше мне об этом не очень-то и рассказывал. Я тоже люблю рисовать, в Чикаго я ходила в студию, — заметила я, закусив губу. Надо было ему сказать, что это так и осталось хобби, так как ни на какую высшую похвалу я не тяну. Мой талант к рисованию вполне можно было назвать посредственным, впрочем, как и все остальные таланты.

— Знаю, — сказал он, глядя на мое смущение, — я же ездил в Чикаго, думал, узнав о тебе лучше, избавлюсь от назойливых мыслей, но нет, оказалось, ты слишком интересная. Прилежная ученица, рисуешь, поешь в хоре, а также танцуешь. Или, по крайней мере, делала все это в Чикаго.

— Рисую я не очень, зато люблю искусство, картины имеют для меня огромное значение, — призналась я.

Калеб задумчиво прищурился, стараясь понять, что я стараюсь скрыть от него.

— Почему же не рисуешь тут? Не поешь? У тебя прекрасный голос.

— Все изменилось, — ответила я, печально склоняя голову набок. Мне было нелегко об этом говорить, я вся изнутри сжалась. — Мне казалось, я не заслуживаю всех этих радостей, что я испорченная, грязная…

Мои руки затряслись помимо воли. Калеб молча, притянул мою голову к своему плечу.

— Что тебе нарисовать? Что ты любишь? Море, лес, горы?

Я задумалась. Мне нравилось все перечисленное им, но он так много рассказывал о своих пустых ночах.

— Ночной пейзаж, — эти слова легко сорвались с моих губ. Калеб даже не мог догадываться, что я думала о его одиноких ночах.

Калеб рассмеялся настолько искренне и так захватывающе притягательно, что, не удержавшись, я притянула и поцеловала его. Неохотно отстранившись, он мягко сказал:

— Пойдем, выберешь, такого добра у меня сколько хочешь.

Он потянул меня в дом. Я изумленно оглядывалась в холле, понимая, что совершенно не помню его, потому как была вчера слишком расстроена и растеряна.

Жемчужно-серые стены украшали фотографии, почти все черно-белые, а также зеркало, вперемешку с дизайнерскими вещами стояла старинная мебель. Это несколько напоминало мне вкус родителей Фионы. В простых аскетичных стеклянных вазах стояли свежие цветы.

Я прикоснулась к поздним алым розам, чей аромат разносился по всему холлу.

— Какие цветы ты любишь? — я не заметила, как он оказался рядом, и его запах перебил аромат любых цветов.

— Я не очень люблю цветы, — созналась я.

— Странно, все девушки их любят, — удивился Калеб, не поверив моим словам.

— Но не я. Хотя есть некоторые, — пожала я плечами и обернулась к нему, — жасмин, подсолнухи и маленькие ирисы. Они так просты и прекрасны. В них нет той искусственной красоты, что в розах, зато у них своя непосредственность.

— Розы банальны, — согласился Калеб. Его взгляд потеплел, глаза превратились в два сверкающих серебристых камня. Когда он протянул руку и погладил меня по щеке, я уже ожидала чего-нибудь подобного. Его глаза всегда искрились так, когда он хотел меня поцеловать.

— Тебе подходит жасмин. Невинный, ароматный, притягательный и такой же нежно-прекрасный.

— Но разве я такая, — усмехнулась я, закрыв глаза от его ласки, — я скорее кактус — зеленый и колючий.

— Тогда ты новый вид: кактусожасмин, — хохотнул Калеб, видимо решив меня подначить. Я не обижалась. Приятно когда тебя сравнивают с чем-то прекрасным. Мне не нравилось, когда люди сравнивают других людей с известными артистами и певцам, желая так сделать комплимент. Это должно быть обидно, а неприятно.

Мне пришлось подавить свою чувственность и отодвинуться от его руки. Обойдя, улыбающегося Калеба, я направилась в гостиную, не смотря, следует ли он за мной. Первое что кинулось в глаза отсутствие палатки.

— Кстати, верни спальник, — напомнил мне Калеб, улыбаясь уже с кресла. Это его настроение напомнило мне тот вечер, когда мы пробрались в школьную администрацию.

— Ты говорила, что я нужен тебе целиком, и части по отдельности тебе не нужны. Значит, в нем потребность отпала.

— Оставлю пока что в залог. По ночам же тебя не будет рядом.

— Могу организовать, — предложил мне он, — твои родители скоро обязательно соберутся на охоту.

Я рассмеялась, ничего не ответив, хотя начала предвкушать, что проведу целую ночь с ним. Но моя улыбка растаяла, когда я вспомнила, как он исчез, после той ночи проведенной «У Терри».

Калеб встревожился, отметив изменение моего настроения:

— В чем дело?

— Ты имеешь привычку, как золушка, после ночи исчезать, — постаравшись не казаться грустной, беспечно ответила я. И отвернулась, делая вид, что рассматриваю море на картине, нарисованное довольно искусно.

— Ты смешна, — разозлился Калеб, — ты думаешь это легко быть так близко к тебе и сдерживаться. Моя страсть к тебе какая-то патологическая. И поверь, меня притягивает не твоя кровь, а твоя близость. Ты!

Я не знала, как реагировать на его слова: радоваться, или испугаться. Потому молча, продолжала осмотр, желательно подальше от него, чтобы он не заметил моего пунцового лица. Раньше мне в таком не признавались.

В гостиной стены были все того же цвета, что и холл, только сама комната казалась намного больше, чем та что в моем доме. Здесь стоял телевизор, намного меньше нашего, и множество дисков DVD, а также старый проигрыватель, похожий на те, что стоят в барах, где заказываешь музыку, опустив монетку. В основном там были старые песни, но знала я многие. Я включила одну из песен, стоящую в очереди и это оказалась песня Guns ' n ' Roses, одна из любимых некогда Фионой.

Мебель и здесь была старинной, реставрированной, выглядела она хорошо и как я догадывалась, досталась Гроверам от последнего владельца дома. На полу лежал пушистый ковер, я с острым уколом стыда подумала, что именно на таких в фильмах занимаются любовью.

Я вспыхнула еще сильнее, когда мой разум подкинул мне картинку, где на этом ковре лежим я и Калеб, и осторожно посмотрела не него, боясь, что он догадается о моих мыслях. Калеб к тому времени уже не злился и с интересом наблюдал за моей реакцией на эту комнату.