Солнце бессонных - Юлия Колесникова

— То есть, решилась отказаться от своей смертности? — уточнила я. Меня раздражало, что ни Калеб ни родители не называли все своими словами.

Калеб поморщился.

— Да.

— Но ты ведь и так хотел найти себе пару. Вряд ли ты бы спрашивал ее согласия.

— Ты это совершенно другое! — разозлился он, — если бы ты захотела быть со мной, но при этом остаться человеком, я бы согласился. Не знаю, чтобы я делал, если бы тебя потом не стало, все равно согласился бы. Я, конечно же, хотел бы большего…

— Только право выбора было бы за мной, — закончила за него я. Калеб кивнул, не смотря на меня.

— Мне не нужны эти три месяца, — мягко сказала я, подходя к нему. Он же притянул меня ближе, продолжая молчать, считая, что знает лучше, что действительно нужно мне.

— Ты же знаешь, — продолжила я, — я и так собиралась после 18 лет измениться. Только для этого у меня появился более благородный стимул — ты. Мои чувства к тебе это не ветер, что прилетает на миг, и уноситься прочь. Это что-то совершенно не знакомое — невидимое как воздух, но в тоже время прочное, как золото. Оно может стать только сильнее, но не исчезнуть.

— Ты не знаешь, о чем говоришь. Я прошу тебя об этих трех месяцах — подари мне их! — он приподнял мое лицо за подбородок и, не позволяя вывернуться, пристально посмотрел в глаза. Он знал, что я не смогу сопротивляться его влиянию на меня. Это было несколько нечестно, и в то же время разве я могла обижаться на него, когда и сама пыталась проделать с ним, то же самое.

— Зачем ты так говоришь, ведь эти слова приносят тебе страдания, — задохнулась я, понимая, что совершенно не могу не отдаться его напору. Он унижался, прося меня об этом.

— Больше страданий мне принесет надежда. Каждый день ты будешь меняться, ты только ребенок, пока что. Твоя жизнь только началась, а я посягаю, на то, чтобы быть самым главным в твоей жизни. Мне хочется стать для тебя всем, и быть только твоим. Но разница в том, что я отчетливо понимаю, чего хочу, а ты даже и не догадываешься, какой я эгоист. Мое одиночество, худшая мука, которой может заболеть вампир. Оно заставляет цепляться за тебя, но ты слишком дорога мне, и я хочу, чтобы у тебя всегда было право уйти от меня. Сбежать, исчезнуть, оставить. Хотя я все равно не смогу и тогда пообещать тебе, что не буду тебя преследовать.

Теперь больно стало мне. Как просто он говорит о том, что отпустит меня, словно это дело уже решенное. Зная Калеба, я подозревала, что он для себя уже что-то решил.

— Но для чего мне убегать от тебя?

— Я не знаю, по какому злому року, судьба кинула тебя в мои руки, но я благодарен ей. Не понимаю, почему ты выбрала меня, во мне так много зла, ненависти… ты как отпущение грехов, которое я не заслуживаю, — Калеб говорил тихо и меланхолично. Я еле разбирала его слова, чувствуя при этом всю серьезность, с которой он говорил, и его напряжение.

Мне было неприятно слушать то, о чем он говорит, и все же я его понимала, лучше, чем он мог себе представить. Как тяжело расстаться с прошлым, забыть и простить самого себя. Не думать о том, что мог бы изменить и избежать чего-то ужасающего. Понять, что ничто не вечно и боль и раскаяние нужно отпустить, потому как мы меняемся, и с нами изменяется наш мир, и то, что вчера казалось ужасающим, осталось, наконец, в прошлом.

Я и не подозревала, как много прошлого лежало между нами, и впервые испугалась, что ничего не изменится, даже если мы поминутно расскажем о своих прошедших годах. Все то, что мучило нас, вся та боль, ненависть. Насколько легче было страдать в одиночку, и я, как и он, не была готова открыться полностью. Словно мы действительно только познакомились. Калеб не верил, что я захочу остаться в вечности вместе с ним. Я не верила, что я могу быть ему нужна до такой степени.

Хотелось рассмеяться и развеять все его сомнения. Но я не могла вылечить все в его душе, пока оставалась такой же раненой и недоверчивой. Пока что не могла. В одном Калеб был прав, сейчас время для меня было очень важным. Лишь оно соединит нас, сблизит, уберет все недоверие, с помощью него исчезнут все тайны, и мы сможем доверять друг другу. Возможно, спустя некоторое время я смогу взглянуть на себя его глазами, и понять, что же привлекло его ко мне.

— Ты глуп, Калеб Гровер, — я подтянулась на носочки и прошептала ему на ухо, — ты мог обладать любой, а выбрал меня. И до конца вечности я не смогу понять тебя, и ту счастливую звезду, что заглянула в мой дом, решив подарить встречу с тобой.

Калеб рассмеялся, немного рассеяв мои опасения, и все же не достаточно радостно.

— Ты не можешь считать меня подарком судьбы.

— Поверь, еще как могу. И как мне еще объяснить тебе, что я больше не принадлежу себе, а живу лишь тобой.

— Прошу, не говори так, — застонал он, крепче обнимая меня. — Ты пойми, тебе кажется, что ты выиграла сверкающий Роллс-ройс, но я раздолбанная колымага, разбитая, с отломленными деталями, облупившейся краской и холодным двигателем.

— Мне не нравится, когда ты сравниваешь себя со старой машиной — ты и твоя душа прекрасны. Но если ты так хочешь, я дарю тебе эти три месяца, во время которых мы не будем строить планов…дольше, чем на неделю.

Ему не нравилось, как беспечно я отношусь к его словам. Но я уже решила для себя, что сделаю все в моих силах, чтобы залечить его недоверие. Может, мне и самой нужно было залатать старые раны, но с приходом в мою жизнь Калеба, они затягивались сами по себе.

— Спасибо. Я лишь надеюсь, что ты поймешь для чего это, — вздохнул он, и мимолетно поцеловал меня в губы.

Все во мне требовало продолжения поцелуя, и то, что Калеб так быстро отстранился, могло о многом сказать, если бы я только научилась, наконец, читать его телодвижения. Он никогда ничего не делал просто так. И все же спустя мгновение я порадовалась, что он так сделал. Мне нужно было его просить о кое-чем таком, от чего он не придет в восторг.

— Теперь моя просьба, — осторожна начала я, стараясь не смотреть на него. Но по напрягшимся рукам Калеба я поняла, что он занервничал. — Я хотела бы, чтобы о том, что мы вместе, никто не знал.

Калеб молчал, и мне пришлось взглянуть на него. Увидев загнанное выражение его лица, я чуть не откусила себе язык.

— Это совершенно не потому, что я не уверена в себе, — быстро добавила я, стараясь дополнить свои первые слова. — Ты лишь представь, что будут говорить в городе — я же в положении. Это только до родов, а потом можешь даже объявление в газеты об этом давать.

Калеб мрачновато рассмеялся.

— Как раз пройдет три месяца, — хрипло отозвался он, — Я согласен. Если что-то измениться, тебя не будут мучить глупыми вопросами.