Дым осенних костров - Линда Летэр

— Нужно признать, — сдержанно вступил в разговор Радбальд, — поначалу мы вправду желали для Амаранты иного супруга. Однако с выбором ее оставалось смириться, и со временем мы приняли тебя, Нальдерон. Мы узнали тебя. Ты заслужил наше уважение и симпатию, и случившееся стало для нас неожиданностью и потрясением. Мы знаем, что здесь нет твоей вины. Не держи на нас обиды… И, если можешь, прости ее.

Лорд Нернфрез мог ответить иначе. По старшинству Дома, возраста, должности при дворе. Он имел право жестко осадить неблагодарного зарвавшегося мальчишку. Но Наля несло, словно совокупность злоключений, подтачивающих его со всех сторон, собралась в один мощный поток, и визит незваных гостей сделался последней каплей, взломавшей плотину.

— Славно, однако, что потрясение ваше хорошо закончилось! — Он осекся. Бушующий поток оказался бурей в чаше. Сразу стало стыдно. — Ни в чем не виню я вас, и вы не держите обиды на меня, лорд и леди. Если я сказал нечто, оскорбившее ваш слух, то не желал бы, чтобы оно ядовитым шиповником проросло между нами.

Чувствуя, как уши горят, будто за оба сразу снова взялся прадед Тельхар, Наль сделал знак Бирку вновь наполнить кубки.

— Да будет так. — Судя по лицу Клодесинды, ее уязвил подобный прием, однако последние слова заставили смягчиться. Жесткая линия губ Радбальда тоже дрогнула — не в улыбке, нет, но с пониманием.

Каждый скорбит, как может.

Когда за гостями закрылись двери (Бирк благоразумно выскользнул следом), стало очень тихо и очень пусто. Долго вертел он в задумчивости собственное обручальное кольцо в пальцах, а потом взял с каминной полки украшенную морскими раковинами скерсалорскую шкатулку и вытряхнул все содержимое на постель. Положил кольцо на дно, засыпал сверху детскими пробными поделками из рога и камня, цепочками с порванными звеньями, стеклянными шариками, потемневшими серебряными крючками и булавками. Защелкнул замочек и убрал шкатулку с глаз долой.

Осенние сумерки вползли во внутренние покои вместе с сыростью. Сюда запах «Хвостатой Звезды» почти не доходил, если не открывать дверь, но в комнате для гостей останется еще надолго. Привычный путь: покои, коридор, лестница, повороты… Наль нашел настойку мандрагоры, постоял в полутьме пустой кухни в свете догорающих угольев открытого очага.

«Иди с миром», — сказал сегодня на прощание Адабрант, разжимая короткие объятия, и он пошел, унося все с собой, и худое, и доброе. На час прапрадед заменил ему отца.

Несколько минут он боролся с собой, а потом со стуком убрал пузырек назад. После долгих раздумий захватил бутыль яичного ликера, которую Бирк запрятал среди полотенец, и поднялся к себе. Поставил бутыль на стол и лег на постель прямо в одежде. Ноги на подушке, ведь иначе, лежа на здоровом боку, можно смотреть только в стену. Сейчас он смотрел на ликер на фоне окна, прижавшись щекой к вытянутой руке, прислушиваясь к своему дыханию. Так легко протянуть руку, выпить, ощутить кратковременный прилив тепла и благодушную рассеянность… Но кого он обманывает, рассеянность эта не стирала памяти, а когда ненадолго стирала, чувствовал он себя почти так же, как после укуса линдорма. Глубокого дна должен достигнуть эльнор, чтобы прежде чем выветрится, выпивка успела вызвать рвоту.

«В копилку вместо боевого опыта», — усмехнулся он про себя.

«Кровь — это жизнь, — сказал сегодня Адабрант. — В тебе слишком мало жизни. А пока так, лес имеет над тобой повышенную власть. Ты отмечен линдормом. Отец вывел тебя из леса на краю миров, однако теперь из мысленного леса ты должен выйти сам».

Придется справляться с этой ношей без горячительных напитков.

Он чувствовал себя очень слабым, бесконечно усталым и постаревшим на сотни зим.

Оклик за дверью принадлежал Деору.

— Держи. — Только дверь отворилась, друг ткнул ему в грудь что-то маленькое, мягкое, бурое с кремовым, так что пришлось поддержать это прежде, чем измученный мозг распознал подвох. Сработали инстинкты не уронить. Опустив глаза, Наль увидел щенка.

— Ты… что это?

— Ригельнардский длинношерстный варг.

Наль сделал решительную попытку вернуть щенка Деору. Тот резко спрятал руки за спину. За плечом его широко улыбались Фенрейя и Меральд.

— Немедленно забери!

— Его только отняли от матери. Ему всего полторы луны. Он нуждается в любви и неустанной чуткой заботе.

— Где взял ты его? Отнеси назад!

— Нет, в Эстадрет на ночь глядя не поеду, а за щенка уже заплачено.

— Постой!.. Я не стану возиться с этим…

— Пусть звезды напоют тебе колыбельную. — Деор захлопнул дверь перед его носом. Можно было не сомневаться, что друзья припустили по коридору со всех ног.

Наль вздохнул и осмотрел вверенный ему хитростью пушистый комочек, пока еще не длинношерстный и совсем не грозный. Маленький пузатенький звереныш, потерянный и слабый. Щенок глядел на Наля круглыми жалобными глазками, трясся всем тельцем и тоненько испуганно поскуливал.

— Сейчас согреешься, — покачал головой Наль, укладывая его рядом с собой в постель. Через какое-то время пушистый комок немного успокоился, но дрожать не перестал. Беззащитный, маленький и одинокий. Наль вспомнил, как прятался по углам дома после того, как увидел остывшее тело Лонангара и осознал всю неотвратимость разлуки. Накрыл ладонью хлипкое пушистое тельце, чтобы передать присутствие надежной защиты. Щенок нашел мордочкой палец Наля и пытался сосать.

— Ты голодный.

Он велел изумленному Бирку принести миску с молоком. За ней последовали ящик с тряпками для сна и другой — для нужды. Наблюдая за малышом, хлюпающим молоко, Наль почувствовал, как губы растягиваются в невольной улыбке.

— Как же назвать тебя? — вслух спросил Наль, когда вновь посадил насытившегося щенка на постель рядом с собой. Он уперся локтем в подушку, подпер рукой подбородок, чтобы удобнее было наблюдать за возней нового подопечного. — Ты Звонкий Лай? Клык? Шалфей?

Хотя исконные домашние животные Королевств жили дольше мидгардских, для эльнарай их век подобен веку мотылька. Сегодня радует своим порханием, а назавтра угас. В каждом новом питомце искали черты дорогих, ушедших ранее, чтобы, дав им то же имя, продлить иллюзию общения. Пусть ушел когда-то в тумане детских воспоминаний большой, веселый Звонкий Лай, с которым было так замечательно играть и бегать до упаду среди рябин и яблонь, а потом лежать, прислонившись спиной к горячему, надежному пушистому боку, тот же Звонкий Лай приходил к Налю уже не раз, словно и не было несчастья на охоте, напряженного отцовского лица, покрасневших глаз матери. Дети перенимали манеру наречения имен от взрослых, еще не успев заметить разрыва в длине своей жизни и жизнях своих четвероногих друзей.

Что-то было иначе сейчас. Многие имена подошли