Дым осенних костров - Линда Летэр

до костей, ноги не держат, а тело твое исторгает едва ли не все известные жидкости.

Деор покачал головой:

— Ты можешь все рассказать нам. На то и существуют друзья. Все мы протягиваем тебе руку, но ты один решаешь, принять ли ее. Разве дали мы или семья твоя повод усомниться? Вино утешает обманом, и берет высокую цену. Близкие искренни и принимают безвозмездно. Поделись, доверься, и тебе станет легче.

— Умом я все понимаю. — Наль сцепил перед собой холодные худые пальцы. Выпивка не согревала тела, не наливала обманчивой силой, и он чувствовал себя выпотрошенным и вдвойне истощенным. Подступали признаки озноба. — Но если предала она — она! Как могу я теперь доверять кому-либо? Я верил ей, как себе.

Друзья притихли. Никто не знал, чем помочь.

Осознающему свою вину полагалось предложить дуэль на условиях потерпевшей стороны трижды.

— Если ты не желаешь дуэли, — хмуро спросил Наль, — чем смыть нанесенное…

— Слезами.

Настал черед хозяина дома озадачиться.

— Оплачь свою самонадеянную глупость.

— Этого мало.

В ответ Меральд только качнул головой.

Озноб прокатился по телу, и Наль до боли стиснул пальцы, чтобы не дрожали.

— Я не могу так. Я должен смыть оскорбление.

— В конце концов, это я оставил тебя раненным на дороге вместо того, чтобы довести до дома.

— Я сам просил о том.

— Ты бредил.

— Вовсе нет.

— Так может, мы квиты?

— Едва ли. — Осколок попал в ладонь, когда он опускался на пол, и та слабо кровоточила. Вытащить его не получалось, как и осколок из сердца. — Твоей вины нет ни в чем. Это я собственноручно разрушил нашу дружбу.

— Слишком много мнишь, — фыркнул Меральд.

Наль развернулся всем корпусом, насколько позволял больной бок, и с надеждой и недоверием поймал его взгляд без тени улыбки.

— Дружба не ломается, как гнилая ветка, — заметил из-за плеча Меральда Деор.

— Любовь ломается, — с болью сказал Наль.

— Не торопись с выводами. Дай себе остыть.

Наль потянулся через Меральда, стараясь не задействовать корпус, накрыл ладонью руку Деора и встретил ожидаемо озадаченный взгляд вперемешку с усилившимся беспокойством.

— Целиком остыть пока не намерен, — сухо сказал он.

Меральд немедленно перехватил его руку, и брови над по-лисьи вытянутыми глазами взлетели вверх.

Скоро явится Бирк с вопросом, не принести ли чего-нибудь, и вид у него будет виноватый и опасливый, ибо он боится, что господин пошлет за вином. Бирк увидит учиненный в покоях разгром, кровь на ладони и пораненных осколками босых ногах господина. Придет в ужас, засуетится, но быстро опустит глаза, прикусит язык, чтобы не раздражать и не сказать лишнего. Когда начал слуга бояться его?

— Забавно, — будто размышляя вслух, прошептал Наль. — По приезду из дозора собирался я назначить дату нашей свадьбы.

* * *

Во втором особняке Фрозенблейдов в Фальрунне, на окраине кварталов знати близ деревни Лимр царило оживление. Средняя ветвь рода, линия покойного Эйниона, брата отценачальника Рейдара, и вся прислуга вышла во двор встречать возвратившегося из дозора Тандериона. Как часть старшей семьи, присоединились к ним из второго крыла особняка Сигриэн и Электрион. За Мадальгаром не послали: тот не мог отлучиться из королевской кузницы.

Спешно собранное шумное застолье успело подойти к концу, когда показался на пороге еще один Фрозенблейд, проснувшийся за полдень и лишь тогда узнавший о событии. Обведя запавшими, в темных кругах, глазами зал, он остановился на вновьприбывшем. Арнфледа провела пальцами по ладони мужа, мягко сжала, призывая остаться на месте и, улыбнувшись близкому гостю, вышла. Ей еще удастся насладиться обществом Тандериона, и как ни ждала она этого дня, кто-то нуждался в незамедлительной беседе гораздо более. Нэсса кратко прижалась щекой к плечу отца и последовала за матерью. Поднялся с места Адабрант, приглашая старших Фрозенблейдов.

Уже наслышанный о последних событиях Дома, Тандерион протянул пятиродному племяннику руку, обнял свободной рукой и осторожно похлопал по спине. Слуги принесли посуду и приборы на еще одну персону.

— Расскажи, — глухо проговорил Наль, вперяя в него воспаленный, голодный взгляд. — Как там всё? Как наши? Что слышно из-за Дороги Дружбы?

— Сверигг бушует на всю округу, и далее. Кузены бьются. С юга вырастают новые поселения.

Он ничего не ел, только жадно впитывал вести от границ и за их пределами. Юные Земли почти потеряны, говорил Тандерион. Юными назывались они, потому что норды, основав первые королевства на севере, не нашли более подходящих мест для растущего населения, и часть молодежи отправилась на кораблях в поисках новых земель, к Альбиону. Наставала пора обратного движения, но куда?

— Не могу представить, что делать нам вскоре с потоками беженцев. Орочья сволочь, впрочем, имеет на то свои виды, жестче обычного выслеживает спасающихся, потерявших кров, стремящихся под нашу защиту… — Голос Тандериона гневно завибрировал, оборвался. Он сдержал вспыхнувший в голубых глазах огонь и заговорил уже спокойнее. — Орков люди тоже сильнее теснят.

Наль до боли сжал руки в кулаки. Он должен быть там, защищать Королевства вместе со своими.

— Полагают их за подданных своих государств, борются с бесчинствами, принуждают к службе, — быстро продолжил Тандерион. — Люди вокруг Юных Земель все более заселяют поля вредительством, привезенным из Антилии. Земляные плоды им весьма пригодились, а чудны́е яблоки, что близки к сонной одури, решительно перестали считать отравой.

— Те, что зовут золотыми яблоками?

— Именно, хотя на вкус, как говорят, совсем иные. Думается, они сродни нашим огненным фруктам. Эрлегар купил несколько на ярмарке близ Великого Озера…

Повернувший в мирное русло разговор слегка отвлек Наля, но в глубине души от собственного бессилия в столь трудный для Королевств час закипало отчаяние. Тандерион пошутил о чем-то, хлопнул племянника по здоровому плечу и деликатно оставил в своих мыслях.

Подняв наконец голову, юноша увидел, что на месте Тандериона сидит, прислонив трость к столу, троюродный прапрадед.

«Поздравляю, мальчик, — раздались в памяти слова, сказанные в День совершеннолетия, словно это было вчера. — Теперь главное — сохранить и приумножить все, чего ты достиг. Береги свою душу».

— Прости меня, Адабрант.

— За что, Огонек?

Он прочтет по глазам все. По крайней мере, многое. Все прародители видят, и лишь вопрос, куда они повернут это. Наль проглотил болезненный ком в горле, и под взглядом старшего внезапно выложил все о кошмарах, преследовании болот и Овраге Вздохов. О новой напасти, настигшей его так коварно и неожиданно, ибо, проснувшись однажды от пульсирующей боли в боку, он подумал об опостылевшей настойке мандрагоры и понял, что желает ее более, чем чего-либо в мире.

— Я многое отдал бы за то, чтобы вернуться в строй, — горько прошептал он, — но у меня почти