Дым осенних костров - Линда Летэр

и кнефтафел в беседке. На резной скамье кормили друг друга земляникой, и пальцы были перемазаны сладким душистым соком, а сердце замирало в предвкушении скорой полноты счастья. Воспоминания терзали, словно стая диких зверей, и от них было не скрыться.

Эйруин, должно быть, ушел в мастерскую. В камине зала потрескивали дрова. Дэллайя рассказывала дочери нараспев:

— Давным-давно жил в где-то в далеком замке принц. В ту пору люди еще не расселились так широко. Прятаться от них в горах не было нужды, и замок стоял прямо посреди дремучего леса.

Наль вошел, приложив палец к губам в знак того, что не стоит отвлекаться, опустился на шкуру пещерного медведя перед камином.

— Принц был уже достаточно большой, чтобы ходить, но слишком мал, чтобы понимать опасности, исходящие отовсюду.

Наль лег, повернулся спиной к огню, вытянул гудящие ноги и закрыл глаза, приготовившись слушать знакомую с детства вестерийскую сказку. К нордам она пришла через Юные Земли, чьи изумрудные луга и холмы делили меж собой сразу три эльфийских народа.

Сказка о похищенном принце

— Однажды выскользнул он за ворота замка, — продолжала Дэллайя, — и стал играть в густой траве у звонкого ручья несмотря на то, что старшие строго наказывали никогда не выходить в лес одному. Однако в тот раз через ворота проходил торговый обоз, и в суете никто не заметил маленького принца, а потом его черные волосы и зеленая курточка слились с окружающими растениями и камнями. Когда ворота закрылись, из-за деревьев выглянули гоблины. Они встали в тени, не смея выйти на солнечный свет.

«Я знаю, кто вы — сказал принц. — Коварные чудища». Кожа гоблинов была зеленой, а глаза маленькими и злыми, однако в когтистых руках их были красивые игрушки и лакомства, которыми они манили принца. «Я не пойду с вами, — сказал принц, — вы чужие и злобные».

«Но ведь ты очень похож на нас, — убеждали гоблины. — Посмотри. Глаза твои тоже черны, будто мы братья».

«Глаза мои не такие, как у вас, — возразил принц. — Ваши сплошь черны, и нет в них другого цвета. Они не блестят, но глухи, как провалы тьмы».

«И волосы твои так же черны, — продолжали гоблины издалека, не решаясь подойти к текущей воде».

«Волосы мои блестят, как шелк, струящийся на плечи, ваши же торчат сухими космами».

«И ростом ты невелик, — продолжали гоблины. — Ты точно наш брат. Зачем тебе бояться нас?»

«Я вырасту, — отвечал принц, и сделаюсь много выше вас, статным и стройным, как мой отец».

Ох, не стоило принцу заговаривать с гоблинами, пусть даже он и возражал им! Нужно было бежать к воротам замка и громко звать на помощь! Отвечая гоблинам, принц рассматривал игрушки и лакомства, и уже почти не замечал корявых когтистых лап, что их держат, и не имел он за малым возрастом способности отличить морок от правды. Слишком красивыми показались ему игрушки, слишком желанными лакомства, а ведь он был только совсем маленький мальчик!

«Пойдем с нами, — убеждали гоблины. — Мы покажем тебе в лесу золотые яблоки, что сияют в сумраке, как солнце! Видим, ты не взял с собой игрушек и довольствуешься кусками коры, камешками и листьями, а мы дадим тебе игрушки лучше, чем лежат у тебя во дворце! Ты будешь играть и лакомиться под золотыми яблоками, а когда захочешь, вернешься домой!»

«Во дворе отца моего растет яблоня с золотыми яблоками, и каждый раз могу я любоваться их мерцанием», — отвечал принц, но уже встал и пошел за гоблинами от ручья. Они дали ему такой красивый кораблик из крашеного дерева! На мачте-тростинке висел парус из тонкого-претонкого льна, и парус этот наполнялся невесть откуда взявшимся ветром. А гоблины с другими подарками продолжали идти вперед, увлекая принца за собой. В одной руке держал он кораблик, в другой печенье из белого медового теста с розовыми лепестками.

Но только ступил принц в глубокую тень, откуда не видно уже было за деревьями замка, спал морок, и увидел принц, что вместо кораблика в руке его дохлая жаба, а вместо печенья ел он гнилое яблоко. Тогда заплакал он громким голосом, бросил страшные подарки и хотел бежать назад, но не слышен был его крик за густо растущими деревьями, и не достиг замка. А гоблины схватили принца и потащили все дальше в чащу, а потом заперли в горе, где сами жили.

Внутри горы никогда не светило солнце, только тусклые зеленоватые огни. Пол, стены и потолок из осыпающейся земли или из плохо обтесанного камня. И не было ни мягких кроватей, ни игрушек, ни лакомств. Принц спал на земле, покрытой облезшей кабаньей шкурой. Гоблины ели сырое мясо, червей, пауков и личинок. Они бросали принцу объедки и хохотали: «Поиграй, любитель игрушек!»

Когда они делали вид, что сжалились и принесли ему настоящие игрушки и угощения, желанные образы осыпались гнилью, личинками и комьями грязи прямо у него в руках. Он ел скудную пищу, что приносили ему его ручные крысы — ягоды, грибы да коренья. Одежда его износилась и порвалась, и гоблины одевали его в свои лохмотья.

Прямо посередине самой большой пещеры всегда горел огромный огонь. В ней гоблины любили веселиться. Они надевали на принца корону из сухих листьев, скакали вокруг него и вокруг огня, кривлялись и оглушительно хохотали. «Ты будешь нашим принцем, — кричали они. — В честь принца гоблинов устроен бал! Танцуй, принц, или ты не рад своим подданным?»

Если он не танцевал, пытался сбежать или начинал плакать, они били его и запирали в маленькой-премаленькой пещере, куда не могли пролезть даже крысы, чтобы принести еды.

После балов заставляли его своими руками чистить пещеры и посуду, прислуживать гоблинам. Когда он был недостаточно усерден или расторопен, получал тылчки и удары. В одиночестве принц все же плакал, вспоминал дом, что с каждой зимой становился все более туманным в памяти, и порой казалось ему, что прежнего дома у него никогда не было, и всегда жил он у гоблинов, слушал ор и хохот и смотрел, как безумно пляшет пламя посреди пещеры, а по стенам ее — дрожащие тени. Иной раз вспоминал он, как смотрел на танцующих придворных в замке своего отца-короля, и как мог, повторял их движения в гоблинской пещере, где горело пламя. Движения его были лучше и складнее, чем кривляния гоблинов, и хотя он никогда не желал оставаться с ними и быть их принцем, в сердце его закрадывались удовлетворение и гордость. Иногда, вместо того чтобы плакать, он смеялся назло гоблинам, хотя