Халатная жизнь - Зоя Борисовна Богуславская

лекарства, так как уже 15 лет лекарство давалось каждые 4 часа, но больше всего звуки песен на его стихи, отрывки рок-оперы и другие лившиеся с экранов телевизоров, нескончаемо хранивших его памятные спектакли, песни, фильмы. Казалось, что крыша поедет окончательно, что никогда эти галлюцинации не оставят меня, не сохранят в целостности мой разум, ментальность, самостоятельность, независимость, что я никогда уже не буду той Зоей, которая прожила с ним 46 лет.

И до сих пор внутри все обрывается, когда о нем говорят или слышатся его стихи, да и просто когда вижу все, что было сделано мною специально, чтобы ему было легче жить, даже просто чтобы он мог жить полноценно и не ощущать своей беспомощности. Все эти скобы на стульях, на столах, на перилах лестниц, чтобы мог держаться, когда встает или идет. Эта беседка, в которой прибит стул, чтобы не сдвинулся, не упал, и стол, продлевавший ему пребывание на воздухе, когда шел дождь или снег, и эта лестница трубой, подобно ввинченной ручке, которая отдельно от внутренностей дома вела наверх, чтобы эти специальные пологие ступеньки позволяли, сопровождая его, подниматься наверх.

О, скольких мастеров, строителей, механиков вызывала я, чтобы осуществить подъем на второй этаж без помощи ног.

И вот эта красавица – голубая с рыжим отливом лестница, к которой он так привык и по которой передвигался с посторонней помощью еще накануне своей смерти. Это было чудо архитектуры, в него не верилось, пока работы не были окончены.

Недолгий эксперимент перемещения Андрея (пока строилась лестница) в нижнюю комнату однажды состоялся, но был столь угнетающим, безрадостным, и главное – он не мог спать внизу вообще. Бессонница была одним из основных страданий последних лет, засыпал он всегда со снотворным. Мы давали ему этот спасительный стилнокс по полтаблетки, одну половину перед сном, вторую – если просыпался посреди ночи. Он всегда помнил, что должен принять снотворное, очевидно, эти мучения бессонного лежания, когда он стеснялся пошевелиться или перевернуться, чтобы нас не разбудить, создали этот рефлекс невозможности ложиться без снотворного.

Вот как впоследствии отозвалось это мое изобретение, чудо-лестницы в стихах «Дом с ручкой»:

Как живется вам, мышка-норушка?

С наружною лестницей дом

Походит на кофейную кружку,

Перевернутую вверх дном.

Я понимаю, что, если 11 дней не спать, неизбежны галлюцинации, когда кажется, что он входит, что зовет, когда слышишь его голос и по любому поводу вспоминаешь его стихи:

Дай тебе не ведать, как грущу.

Я тебя не огорчу собою.

Даже смертью не обеспокою.

Даже жизнью не отягощу.

Очень много стихов как раз про то, что настанет час, что он уйдет, что я буду его провожать, но все это казалось нереальным, потому что я старше его и он всегда был здоровым. До этого он никогда не болел, а я была всегда гнилая какая-то, с больными почками, со сломанным позвоночником. Но про это мало кто знал.

Моя подруга Майя Туровская говорит, что я сделала из себя, абсолютно больного человека, человека практически здорового, чтобы ему всегда помогать. Никогда не лежала в постелях. У меня есть мнение, что ложиться в постель нужно только тогда, когда ты болен серьезно, а все простудные болезни или болезни с температурой надо переносить на ногах, просто учитывая, что ты не совсем здоров. Не есть чрезмерно много, в чем-то ограждать себя. Забота об организме извне помогает ему, помогает оставаться здоровым.

На все случаи жизни, кроме переломов, я принимала большую дозу витамина С, после еды и на ночь половину таблетки супрастина – и все, так три дня. Таким образом я и лечила свою простуду, этого было достаточно.

Снова все вспоминаю и вспоминаю… Самое сложное то, что и Андрюша никогда не жаловался, он просто не умел этого делать. Он никогда не мог сказать, что у него болит, он каждый раз будто был перед публикой, он должен быть в порядке. Уж если он признался, что у него что-то болит, значит, случай действительно очень серьезный. Перед смертью он вдруг сказал: «У меня болит живот».

Когда он умер, я перестала бороться, мне уже не хотелось спать, усиливалось перевозбуждение, сменялись картинки, и я знала, что это опасно. Но не принимала снотворное, боюсь этой зависимости от него. Знаю многих людей, которые не могут заснуть без таблетки, в том числе Андрюша. Это было его главное лекарство перед сном. Когда ему таблетки перестали давать, потому что уже была передозировка, у него начались галлюцинации, он звал меня, просил быть в этой комнате, ему казалось, что на участке бандиты. Но я его всегда умела успокоить. Ни в коем случае нельзя противоречить. Я говорила, что да, кто-то заходил, какие-то поклонники, я их уже прогнала.

Если он просыпался посреди ночи, он никогда никого не будил, просто лежал и не спал, хоть это и было очень тяжело для него. Однажды он не спал два-три дня после того, как приезжал редактор, и они работали над новой книжкой – перевозбуждение мозга. Или когда было много людей, новостей, очень долго смотрел телевизор. Но все это я уже знала и предотвращала.

Труднее было со стихами: если он что-то писал, то мог не спать до утра, ритм отбивался у него в голове…

Говорят, в России любить умеют только мертвых. Но по отношению к Андрюше это не так. Его любили всегда. Просто были разные волны этой популярности. Иногда говорили, что он чрезмерно обласкан, что его миновала судьба писателей старших поколений. У Андрея даже было четверостишие на эту тему, адресованное Жене Евтушенко. Писал он это на пике их шумной популярности:

Зажились мы, Женя,

привольно, благодать.

Если поэтов не убивают,

значит, некого убивать.

Он опекал молодых, безумно радовался, когда они к нему приходили. Он напечатал в «Литературке» статью «Муки музы» – ее и сейчас часто вспоминают те, кому он дал дорогу, начиная с Олега Хлебникова и заканчивая Юрием Арабовым.

До последних дней любил аплодисменты, успех. На вечере, посвященном его 75-летию, он упрямо встал, желая прочитать сам свои стихи. Ничего не получилось, голос сдал.

Он всегда радовался, что до сих пор идет «”Юнона” и “Авось”». Мы очень сблизились с четой Рыбниковых, Алеша очень тепло к нам относился. И они нас в последние годы почти спасли от безденежья. Леша и Таня очень нам помогали, сопровождали нас в Германии. Рыбниковы взяли юриста и проверили наши авторские права, и