Мы воплотим богов - Девин Мэдсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Яконо не открыл глаза, но кивнул, показав, что не уснул, столько времени простояв на коленях на камне. Он вообще почти не шевелился, говорил только с Костяной дамой, когда та задавала вопросы, а со мной нет. Не сказал мне ни слова с тех пор, как я пошла искать труп кисианца, чтобы в него вошла Кайса. Я не винила его за это. Вот почему я изо всех сил старалась, чтобы он никогда не узнал.
– Очень хорошо, – произнесла женщина, когда в распахнутые ворота прошагали первые кисианские солдаты – пока они казались размером с игрушечные фигурки, но скоро заполнят здесь все. – Для чего вам так отчаянно требовалось попасть в город, что вы даже связались с двумя изгоями-левантийцами?
Всю ночь она задавала тот же вопрос Яконо, но он отказывался отвечать. Может быть, потому что это против его законов, или из осторожности, или по каким-то другим, неизвестным мне причинам.
– У нас контракт на доминуса Виллиуса, – сказала я. – Мы здесь, чтобы убить его.
Костяная баба разразилась хохотом, посмотрела, разделяет ли кто ее веселье, но я была совершенно уверена, что ни один левантиец не понял ни единого проклятого слова из того, что я говорила.
– Его здесь нет, – сказала она, снова переключая внимание на меня. – Как ни приятно было бы видеть его потерпевшим крах на последнем препятствии и с ножом в спине.
– Пока нет, – ответила я. – Мы хотели устроить одну штуку, называется «засада». Слышала о таком?
Довольная улыбка исчезла с ее лица, и я поняла, что зашла чересчур далеко. С тех пор как я покинула Женаву, все пошло не так, и вот результат: я стою на коленях перед левантийкой в короне из костей, посреди кисианского города, который вот-вот снова будет захвачен кисианскими солдатами. Я сказала бы, что хочу домой, только где-то на долгом пути перестала считать хоть какое-то место домом.
Тяжелый топот приближающейся армии становился все громче, и его сопровождали приветственные крики горожан. Боже, как я устала.
– Для того, кто все еще жив, у тебя, похоже, совсем мало стремления выжить, – язвительно произнесла женщина. – Давай заключим договор. Ты ответишь на последний вопрос. Если твой ответ меня устроит, я тебя отпущу… караулить в засаде доминуса Виллиуса. Если нет – отдам тебя первым же кисианским солдатам, которые пойдут через этот лагерь. Выбор за тобой.
– Это, скорее, зависит от вопроса.
Ее губы растянулись в мрачной ухмылке.
– Вопрос вот об этом… как ты сказала? Ходячий труп? – Она указала на давно мертвого кисианского возницу, и мой взгляд скользнул в сторону Кайсы. После первой отчаянной попытки освободиться она впала в глубокий ступор, как и Яконо – то ли от безнадежности, то ли из-за растущего неудобства внутри мертвой плоти. – Объясни, что это. Или я позволю кисианцам решать, что с тобой делать.
Собравшиеся вокруг нас левантийцы притихли, поглядывая на ворота. Кисианская армия разлилась по улицам, занимая город, или что там делают армии, но, похоже, основная масса солдат еще приближалась, отчего левантийцам было не по себе. На сей раз я была с ними солидарна. Кисианские солдаты или правда? Вроде бы простой выбор, и в любой другой ситуации так и было бы. Но здесь Яконо. Он по-прежнему не открывал глаза, но я знала, что он слушает так же внимательно, как и Кайса, напряженно смотревшая немигающим мертвым взглядом.
– Касс, – хриплым дребезжащим голосом проговорила она. – Скажи, или это сделаю я.
Мы пробыли в плену у левантийцев с тех пор, как нас обнаружили в повозке, нам всю ночь не давали спать, нашу речь не поймет тут никто, кроме этой женщины, и теперь, ко всему прочему, надвигается враждебная армия. Между нами и свободой стояло только признание. Я должна признаться не Костяной бабе. А Яконо.
Проклятье.
Я прикрыла глаза и сделала вдох поглубже.
– Я – Ходячая смерть, – произнесла я, посмотрела не на злобную левантийку, а на Яконо и продолжила: – Я родилась с… голосом в голове, только не с таким, какие слышат некоторые люди, это совершенно другая личность. Другая душа. Людям полагается иметь только одну душу, но я… я получилась неправильной. У меня их две.
Это прозвучало как нелепая и жалкая чушь, но Яконо открыл глаза и встретился со мной взглядом. Ни ответа, ни вопросов – просто ждал, что я скажу дальше. Левантийка выглядела более заинтересованной, я часто такое видела, когда приходилось рассказывать о моих странных способностях. Одни люди приходили от меня в ужас, а другие прикидывали, как с выгодой использовать для себя.
Поток кисианских солдат теперь хлынул мимо. Проходя по лагерю левантийцев, они замедляли шаг, но не останавливались. Кисианцы не удивились, обнаружив здесь левантийцев, а на нас смотрели так, словно мы и не существуем, будто я совсем недавно не выворачивалась наизнанку, чтобы прикончить одного из проклятых Лео и спасти другого.
– Остальное довольно просто, – поспешила закончить я. – Я Ходячая смерть и могу помещать одну из своих душ в недавно умершее тело, а потом забирать, когда труп становится бесполезным. Иметь тело, которое нельзя убить, потому что оно уже мертвое, очень удобно, когда нужно проникнуть в какое-то место или откуда-то выбраться.
– Теперь мы можем идти? – прохрипела Кайса, глядя так, как способен смотреть только труп, у которого уже не действует половина лица.
– Получается, твоя вторая душа сейчас в трупе, но ты можешь вернуть ее… в свое тело? – глаза Костяной бабы блестели от любопытства. – Покажи.
– Тогда скажи своим дикарям, чтобы никто не воткнул в меня нож, когда я сдвинусь с места, – ответила я, кивая на окружавших нас левантийцев.
Бросив им пару слов, левантийка кивнула. Делать нечего, надо было вытаскивать Кайсу, пока труп совсем не окоченел, но я предпочла бы не завершать этой демонстрацией мое гибельное признание Яконо.
– Твою мать. – Я вздохнула. – Наверное, теперь слишком поздно.
Я проковыляла вперед, одним глазом присматривая за вооруженными левантийцами, и дотронулась до руки Кайсы. Я уже так привыкла к ощущениям, когда Хана или она входили и выходили из моего тела, что сейчас почти об этом не думала. Это было похоже на вдох, глубокий и все-таки недостаточный, заполняющий пустоту, которую невозможно заполнить по-настоящему. Прошла лишь секунда, а мне показалось, что целая жизнь: Яконо не сводил с меня тяжелого взгляда.
Тело кисианского возницы, лишившись души, медленно
