Погода нелётная - Юля Тихая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сполоснула кружку в уличном умывальнике, поставила на полотенце сушиться. Вытерла руки. Пробежала пальцами по корешкам книг: их было на выбор целых шесть, и если «Похождения Ладислао» — плохонький приключенческий роман, в котором герой мужественно перешагивал со страницы на страницу и рубил всех огромным топором, пока прекрасные девы падали к его ногам, — достались Маргарете от предыдущего сотрудника станции, то остальные пять она выбрала сама и знала почти наизусть. В сборнике вампирских рассказов есть «Лунолика», которую хорошо читать в дождь, а в двенадцатой главе «Цветущей яблони» буквы уже поплыли и посерели от слёз…
Так и не решившись, Маргарета дошла до последнего корешка и уронила ладонь на полку.
Мысли ползали по голове, один круг за другим. Эти круги складывались в спираль-пружину, и хотя возвращались будто бы в ту же точку, с каждым шагом сдвигались, сдвигались, сдвигались.
Как он узнал её?
Маргарета глянула в мутноватое зеркало, прикреплённое к дверце шифоньера. Низ его был совсем захвачен ржавыми пятнами, а над ними в сероватом нечётком отражении была сама Маргарета, и глаза казались чёрными провалами, хуже, чем у слепой виверны.
Она похудела с тех пор. Скулы заострились, щёки впали, а складки между носом и уголками губ почему-то стали глубже и темнее. Губы тонкие, тёмные, искривлены недовольно, — вот главное, что осталось здесь от старой Маргареты; а подбородок съехал вбок, из-за чего заострённое лицо могло показаться теперь прямоугольным. Густые раньше брови стали едва заметными сероватыми полосами.
Волосы — девичью косу, которую она всю войну упрямо закалывала в шишку до бесконечной боли в затылке, — Маргарета обрезала до плеч. Правое плечо вздёрнуто выше левого, и, как ни стриги, всегда выходило криво. Либо с одной стороны пряди касаются плеча, а с другой висят высоко над ним, либо сам срез получается косым.
Может быть, лучше было бы отрастить обратно косу, но Маргарета не хотела к ней возвращаться. А постричь саму себя совсем коротко уж слишком сложно, даже если тебя не особенно волнует красота причёски.
Наверное, её всё же можно признать в той тени, что от неё осталась. Если бы не залившая лицо кровь, Маргарета узнала бы Макса мгновенно, хотя он изменился тоже, пусть и скорее в лучшую сторону: заматерел, отрастил мужественную аккуратную щетину, обзавёлся этим своим шрамом, как на картинке…
Нет, это был неверный вопрос; верный будет другой.
Почему он узнал её?
Столько времени прошло; больше двух лет, если считать с того момента, как сгорела Маргарета Бевилаква. А он герой, его лицо в каждый газетах. Что ему до девчонки, которая когда-то скрашивала унылые будни между дежурствами и тряслась от ожидания смерти?
А может, нужно и вовсе спросить другое.
Зачем он узнал её?
Мог ведь согласиться: обознался, да. Маргарета не отошла бы от этой версии ни на шаг.
За часы после ухода Макса она прошла путь от «ну и сдохни там, скотина» до «а вдруг и правда сдохнет?!» — правда, размышление это выходило таким же вялым и остранённым, как и все остальные. К вечернему облёту Маргарета собрала и консервы (выбрала разные и посвежее), и мешок сухарей, и все лекарственные примочки, которые оставили на станции вчерашние гости, и разную другую ерунду. И, прорвавшись через поганый дождь и отстучав в центр, что улучшений пока не предвидится, взлетела снова и повела виверна к северу.
Может, Макс там вымок и замёрз так, что согласится запихнуть свою царственную гордость в задницу и вернуться на станцию. Как бы там ни было, а его здорово приложило. Да и мало ли что может случиться в лесу.
Маргарета даже уступит ему койку, что уж там, перекантуется под навесом виверна. И тогда, может быть…
Что именно может быть — вернее, чего определённо не может быть, — она не стала додумывать.
Если Маргарета опасалась — и, может быть, отчасти злорадно рассчитывала, — что Макс сидит под ёлкой мокрый, насупленный и осознавший все свои ошибки, то, конечно, зря.
В целом, этого стоило бы ожидать: всё-таки Максимилиан Серра был военный, а не восторженный мальчишка, впервые увидевший виверну. Даже с травмой он создал себе вполне приличные условия; возможно, если быть совсем честной, даже приличнее тех, что могла предложить ему метеостанция.
Маргарета оставила место крушения в беспорядке: обустраивать виверну ей пришлось спешно и в темноте, что не способствовало излишнему стремлению к совершенству. Она срубила крепенькую сосенку так, чтобы надломленный ствол упал в рогатину старой берёзы, и раненая виверна охотно перебралась под этот скошенный насест, хоть он и был ей немного низковат, и мохнатые уши почти касались земли. Выше девушка натянула пару верёвок, набросила плащевую ткань из укладки при седле и закрепила карабинами, а само седло — просто бросила под этим навесом на земле.
На этом Маргарета сочла свои обязанности по заботе о виверне выполненными. Крыло зашито, зверь дремлет, ствол крепкий, насест укрыт навесом от дождя и солнца, — что ещё может быть нужно?
Макс подошёл к своему временному жилищу куда менее утилитарно. Он расчистил и притоптал полянку, а один из краёв навеса притянул к вбитым в землю кольям. Седло разобрал и закрепил на манер гамака под тем же стволом, рядом теперь сушились вещи. У свободного края навеса был обложен камешками весёлый трескучий костерок, над которым грелась вода в железной миске, а чуть поодаль легко угадывалась яма нужника.
У него что — и лопата с собой где-то была? Но, право слово, он же не летает в тренировочные вылеты с полной загрузкой армейского разведчика? Маргарета не стала лезть в сумки и короб при седле: сперва не догадалась, а потом и незачем было. А ему, может, не так уж и нужна была помощь.
По крайней мере, та, что шла в комплекте с трясущей манерой полёта старого виверна. Не ясно ещё, что в итоге было бы полезнее с травмой головы, лежать здесь дальше или лететь к станции.
Хорошо, что всё обошлось. Что у него всё-таки не была сломана шея, и что
