Записки иноагента - Андрей Вадимович Макаревич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Просыпаюсь.
Скажете, я псих?
14
Наконец-то едем с «Машиной» на гастроли. Соскучился — и по ребятам, и по процессу, всё-таки концерт — это несказанное удовольствие. Несколько лет назад началось наваждение — за пару дней до отъезда у меня вдруг возникают все симптомы наступающей простуды — горло болит, голос садится, cейчас ты свалишься и всё концерты полетят к чёртовой матери. Психосоматика чистой воды. От осознания этого, правда, не легче.
Добирался от Тель-Авива до Дортмунда ровно двенадцать часов. Сначала задержали рейс, потом час с лишним ждали багаж… Они всё кивают на ковид — дескать, как тогда всё разладилось, так и не наладили до сих пор. Они ещё много лет будут на него кивать? При том что билеты подорожали втрое.
Наблюдая за «машинистами», лишний раз восхищаюсь способностью российского человека приспособиться к любому возникшему неудобству. Видимо, имеет место мощный генетический опыт. В первый раз, когда выяснилось, что российские кредитные карты в нормальных странах больше не работают, была лёгкая растерянность (американец, думаю, на их месте кричал бы «мы все умрём!») Сейчас от этой растерянности не осталось и следа — каждый нашёл свой способ преодолевать эту трудность. Ничего, оказывается, можно и так. Закалка, блин. Вообще, похоже, всё хорошее, что делалось и было сделано в России, делалось вопреки — так или иначе. Вопреки тупой власти, вопреки убогим возможностям, вопреки всему. И уж если удавалось сломить этот вектор, пробить эту стену, то получалось как надо. Жаль, не всегда и не у всех. Но находить выход из положения — константное состояние российского человека. Жизнь заставила.
Девяностые. Москва, зима, оттепель, слякоть, вечер — всё, как у меня во сне, только на самом деле. Около автомобиля стоит растерянная пара, слышу, что говорят по-английски. У автомобиля спущено колесо. Подхожу. Есть запаска? Они не знают. А домкрат? Они не знают, что это? Они пытаются дозвониться в сервис и не понимают, почему там никто не отвечает. Ребята, я не лучший меняльщик колёс в мире. Я нашел в багажнике и запаску и домкрат и поменял колесо за десять минут. Всё это время иностранцы смотрели на меня с изумлением, которое трудно описать. Они не поверили, что я музыкант — решили, что всё-таки опытный автослесарь. Пытались дать деньги и долго кричали благодарности вслед. На чистом английском.
Ещё. Примерно в те же годы моя знакомая американка, жительница Нью-Йорка, купила новую роскошную машину. Она с гордостью сообщила мне, что в машине стоит суперкачественная музыкальная система. Система тут же была продемонстрирована, звук сильно не соответствовал цене. Я открыл бардачок — там стоял 24-полосный эквалайзер, к которому явно никто не прикасался. Невзирая на истерические крики подруги «Ничего не трогай! Сломаешь!» я сместил несколько ползунков лёгким движением пальца, и музыка зазвучала как надо. Подруга заплакала от изумления — она не подозревала о существовании таких приборов в машине и об их возможностях.
Хорошая жизнь расслабляет, верно?
15
В семь часов у мамы тарахтел будильник. Он тарахтел удивительно противным голосом, отлично помню его до сих пор. Мама вскакивала и начинала бесшумно метаться, собираясь на работу. Она умывалась, одевалась на ходу, (позже — ещё умудрялась параллельно поднять и собрать сестру в школу), что-то глотала не присев и бежала в метро — надо было доехать до станции «Комсомольская», там на Ярославском вокзале успеть вскочить в электричку, которая отходила в 8.20 и доехать до станции «Яуза», где находился Центральный институт туберкулёза. Бежала она потому, что следующая электричка отходила в 8.45, и тогда можно было опоздать на работу. Мама изучала атипичные микобактерии туберкулёза — те, которые не поддаются лечению. Не поддавались. Несмотря на такое ежедневное расписание мама, не прекращая хождения на работу, написала кандидатскую диссертацию и, несмотря на наличие слова «еврейка» в паспорте, защитила её. Защитив кандидатскую диссертацию, она тут же взялась за докторскую. (M.Kanzaasi, M.Scorfulaceum — названия микобактерий, до сих пор помню! Диссертации писались дома вечерами.) Мне тогда всё это казалось единственно возможным нормальным ходом вещей (а с чем было сравнивать?), но сейчас я понимаю, что плотность жизни её была нечеловеческой. Мама защитила докторскую.
Совсем недавно пришлось в Израиле пойти на приём к врачу. Врач вышел навстречу из кабинета, протянул мне руку и торжественно сказал, что знает меня не только благодаря моим песням, но благодаря работам моей мамы. И рассказал удивительную историю.
Лет пять-шесть назад в Израиле начиналась эпидемия туберкулёза, его завезли переселенцы из Марокко. Протокольные антибиотики не работали. И тогда мой новый знакомый (он в числе прочих врачей занимался этой проблемой) нашёл мамины работы в медицинских журналах. Он переводил их с русского на иврит, и во многом благодаря им эпидемия была остановлена. Сегодня все туберкулёзные диспансеры в Израиле закрыты.
Немножко похоже на старое советское кино, да? Или на старое американское. Тридцать пять лет как нет мамы, а вот ведь как сработало.
Наверно, смотрит сейчас с неба и радуется.
16
Очень приятно про себя думать — я с годами не меняюсь! Ни мои взгляды, ни мои ощущения! Это тешит самолюбие: вот я какой цельный!
Меняюсь, конечно. Не во всём — как не любил рыбий жир, так и не люблю. А какие-то оценки очень даже меняются.
Я хожу по Берлину. Просто так, без всякой цели. Здорово, когда гастроли совпадают с приятным временем года. Вот как сейчас — конец сентября. Более комфортную погоду трудно себе представить — ни ветерка, солнце пробивается сквозь прозрачные облачка, двадцать два градуса. Концерт у тебя вечером, весь день ты свободен, и каждые два дня ты в новом городе. Это же кайф! Мы в Германии уже не помню в который раз. Впервые были ещё при советской власти (в ГДР, естественно. В Германской Демократической республике — слыхали? Нет больше такой страны). В третий раз попали в канун разрушения Берлинской стены. Ну и много раз потом. Так вот — в первые разы мне казалось: молодцы немцы, как они чудесно отстроили свои разрушенные войной города! Преодолели! А сейчас хожу и вижу — да нет, маленькие островки заново вылепленных старинных зданий совсем не
