Суворовец. Том 1 - Анна Наумова

произносила своим мелодичным голоском, неуклюже вставал, одергивал на себе форму, и снова садился, смешно смущаясь и робея под взором юной красотки-училки.

Очарование молодости...

— Ага! — повернувшись к нему, кивнул Колян. — Так что в воскресенье я с "увалом" пролетаю. В наряде по столовой буду. Картофан, наверное, чистить и поддоны мыть.

— Не переживай! — поспешил утешить приятеля добрый Миха. — Мы в детдоме тоже по кухне дежурили. Ничего такого...

Я с удовольствием, отметил, что он, кажется, уже забыл об утреннем происшествии в столовой. Ну и славно! А с Тополем мы еще разберемся.

— Может, еще полу... — ободряюще начал Миха.

Но тут раздался оклик Ирины Петровны:

— Першин!

Миха с готовностью вскочил, замолчав на полуслове.

А я тем временем дружески подмигнул своему соседа по парте.

— Не гунди, Колян! — ободряюще сказал я. — Не последний увал в жизни. Главное — сейчас отчисление себе по глупости не схлопотать. А это — так, мелочи!

Я это понял. За тридцать-то лет уж точно.

Колян, слушая меня, чуток повеселел.

— Ладно! — шепотом ответил приятель. — Такова наша се ля ви, как говорит Бондарь. Да, Бондарь? И правда, не последний день живем!

И, отодвинув учебник на край стола, Колян снова начал пожирать своим взором аппетитную фигуру молодой училки. С плохо скрываемым восхищением мой однокашник смотрел, как она, подняв прелестную ручку, что-то выводит на доске аккуратным, почти каллиграфическим почерком.

А следом за Михой пришлось подниматься и мне.

Я уж и забыл, как это было...

— Рогозин, Рогозин... — задумчиво протянула Красовская, вертя в руках карандаш и оглядывая мою юношескую фигуру... Тут ее озарила догадка: — Андрей Рогозин... А Максим Рогозин из позапрошлого выпуска — не Ваш брат, случаем?

— Никак нет! — бодро отрапортовал я. — Однофамилец!

Никогда бы в жизни не подумал, что мне второй раз придется знакомиться с прелестнейшей учительницей литературы.

— А Вы его знаете? — с интересом глядя на меня, спросила Красовская.

— Так точно! — так же бодро отчеканил я.

— Ну-ка, ну-ка... — заинтересовалась юная Ирочка. — А откуда?

— В соседнем дворе живет!

— Ладно... — Красовская поглядела на свою прехорошенькую ручку, на запястье которой виднелись небольшие часики, и похвалила меня: — Молодец, Рогозин! Отвечаете четко и уверенно. Так держать! Пойдем дальше! Розов!

Широкоплечий и коренастый Кирилл Розов неуклюже вскочил со своего места, ненароком толкнув соседа — Витьку Абросимова, который уже успел "отстреляться" первым. А я, сев на место, наморщил лоб, вспоминая события тридцатилетней давности.

Отчасти благодаря своему однофамильцу я и стал носить погоны суворовца.

Макс Рогозин был лет на пять меня старше и жил через дорогу от моего дома. В другом дворе, куда мы, пацаны, иногда бегали через дорогу. В компанию "старшаков", мы, мелюзга, естественно, не совались. Так, бегали попинать мяч, поиграть в хоккей в "коробке, порубиться в "ножички", ну, и, конечно, покурить за гаражами. В своем дворе дымить было крайне опасно. Добрые бабушки-соседки, которые знают всех и вся, мигом донесут предкам, и тогда серьезного разговора с возможными последствиями в виде синяков на одном месте не избежать. А вот в чужом — можно. Если осторожно.

В этом же дворе я однажды ненароком сцепился с кем-то из местных пацанов. С Генкой, кажется. Уж не помню, что мы тогда не поделили: то ли площадку для игры в ножички, то ли поле футбольное. Помню только, что когда мы с Генкой, сцепившись, валяли друг друга в траве, пытаясь накормить песком, надо мной внезапно выросли чьи-то огромные ноги. А подняв голову из зарослей одуванчиков, я увидел и их обладателя.

Высоченный (как мне тогда казалось) парень в о-очень красивой и нарядной суворовской форме мигом растащил нас в стороны, велел отряхнуться и провел воспитательную беседу на тему того, как важно решать любой конфликт словами. А потом выписал нам обоим по легкому подзатыльнику для профилактики и отправился к подъезду, из которого спустя секунды выскочила симпатичная девчушка лет пятнадцати.

Довольный Макс Рогозин взял нарядно одетую девчушку за руку и отправился на свиданку с очень серьезным и важным видом. Ну а я, наскоро помирившись с Генкой, тем вечером твердо решил, что буду поступать в Суворовское...

А сегодня я во что бы то ни стало вознамерился исправить свой давний косяк, чтобы не запороть себе ближайший "увал".

За ужином в столовой я специально бахнул себе чайку покрепче, чтобы меньше зевать. Собрал со дна жижу чернее, чем мои начищенные до блеска черные ботинки, в которых, если приглядеться, отражалась моя еще не побитая жизнью, а очень даже юная морда. И, ничтоже сумняшеся, махнул залпом целых три стакана! Ух меня сейчас взбодрит!

— Чифирнуть решил? — услышал я вдруг.

Глава 5

Я обернулся.

Конечно. Он самый.

Пройдут года, даже десятилетия, и этот юношеский голос окончательно сломается. Станет он, правда, не резким и грубым, как у многих мужиков, которым за сорок, а мягким, вкрадчивым, но оттого — ничуть не менее противным.

— Что, молодой, в первый раз дневальным идешь? — усмехаясь, спросил будущий полковник, а ныне — старшекурсник Макар Тополь.

На меня Тополь глядел, как обычно, свысока. Как и давеча тут же, за завтраком. Как и потом, у себя в кабинете, в отделе.

Я отвернулся. Не стал ничего отвечать.

Врезать бы, конечно, по-хорошему этому щеглу за недавний случай с Михой. Ну на кой хрен этот увалень, корчащий из себя хозяина жизни, заговорил про мамку? Ясен пень, он ничего не знал про историю с детдомом. Но зуб даю, что Тополь, даже если бы знал, не преминул прицепиться к бедняге. С этого станется.

Но драться мне пока нельзя. Даже потолкаться — и то лучше не надо. В худшем случае — вытурят. А в лучшем — живенько увалы прикроют. А мне воскресный увал позарез нужен. Очень хочу увидеть кое-кого. Кого не видел, почитай, целых двадцать лет. Поэтому не с руки мне сейчас цапаться. Ни с Тополем, ни с начальством, ни с кем бы то ни было.

Поэтому нужно быть паинькой. Хочешь увал — изволь жить так, как тут принято.

Сделав вид, что ничего не слышал и даже не заметил Тополя, я направился к выходу вместе с другими пацанами. Шагая, я краем уха вдруг услышал, как близнецы — Тимур и Тимоха Белкины, похожие друг на друга, как две капли