Вихрь Бездны (СИ) - Ольга Ружникова

для тебя — настолько страшнее, чем в честном бою? Возможно. Самого Роджера одинаково пугает и то, и другое.

Девушка стремительно вынырнула из толпы — по-прежнему легкая, гибкая и… уверенная. Та же зеленоглазая пантера, что держала нож у горла Эйды. Та, что собиралась драться плечом к плечу с Тенмаром. Тогда почему?..

Ирия влечет за собой две хрупкие фигурки. Светловолосую девочку лет десяти-одиннадцати и смуглого мальчишку помладше. Сестру? А второй — кто?

Средняя дочь лорда Таррента вместе с детьми выступила из сгрудившейся у ворот толпы, обогнала застрявших в воротах смертников. Бывших — но еще не знающих об этом.

Ирия, не оглядываясь, миновала рыдающую, беспомощно озирающуюся в поисках спасения дебютантку. И четким, решительным шагом направилась к словеонцам. Судя по всему — прямиком к Всеславу.

Замерла во дворе тюрьмы очередь из обреченных. Кажется, что слышишь еле различимый стук легких шагов по каменным плитам мостовой. По «дороге смерти».

Гордо вскинув голову, спешит навстречу победе или гибели светловолосая девушка. Справа от нее — сестра, слева — чей-то чужой ребенок. Или не совсем чужой.

Ближе, ближе… Теперь ясно различимо лицо… глаза. Ни тени страха, ни следа слез — сегодняшних или вчерашних. Первое впечатление не обмануло — Ирия Таррент не умеет плакать. И никогда не умела.

Любовница ли она Тенмару? Да запросто! Такая — может.

Если Всеслав и удивился, по его лицу Роджер ничего прочесть не смог. А девушка остановилась в полутора шагах от словеонского князя. И на всю застывшую в немом молчании площадь прозвенел ясный и четкий голос:

— Я, Ирия Таррент, вторая дочь лорда Эдварда Таррента, во имя Творца Милосердного и Всепрощающего прошу помиловать детей, не достигших брачного возраста.

Четырнадцати лет.

— И вы, юная дама, конечно же, еще не достигли его? — Если Всеславу и понравились ее слова — его насмешливый голос ничем этого не выдал.

— Достигла, ваша светлость. Еще в начале этого месяца.

Ирия смотрит только на Всеслава, и лица ее Роджеру сейчас не видно. А какой у нее наверняка взгляд!

В Словеоне и Ормхейме женщинам разрешено служить в армии — хоть этим и мало кто пользуется. Всеслав должен оценить такую смелость.

— Тогда моя новость понравится вам, графиня, — северный князь улыбнулся чуть теплее. — Сегодня будут помилованы все. Вы и ваши родные смогут вернуться домой.

— Он что, спятил⁈ — отец, не сдержавшись, выругался вслух. — Да кто ему…

Ответ они заметили одновременно. Площадь окружена войсками Всеслава — незаметно подтянулись со всех сторон. Даже мимо дворца Эрика Ормхеймского. Его армия тоже расквартирована под Лютеной. Не вмешался — значит, договорились. И, возможно, Ревинтерам теперь конец…

Всеслав наклонился в седле. Блеснуло золото:

— Возьмите, графиня. — То, что князь снял с шеи, скользнуло в руку Ирии. — Если вас задержат в воротах — покажите эту безделушку.

Девушка словно стала еще выше. И увереннее. Чуть встряхнула распущенными волосами (другие женщины завязали их перед плахой, а она — распустила) и неторопливо, пристальным взглядом обвела врагов. Всех. Словно запоминая.

Роджер невольно вздрогнул, когда ледяные изумруды на миг прожгли его. И скользнули дальше — к Бертольду Ревинтеру. Взгляд молодой львицы, только что ощутившей собственную силу. И сразу наметившей добычу.

— Пожалуй, я провожу вас, графиня. Вас и ваших людей, — отвесил прямо в седле легкий полупоклон Всеслав.

Ваших? Насколько иронично он признал ее командиром всех обреченных?

— Должен же я убедиться, что с вами всё в порядке. Прошу, — рука в перчатке легко подхватила Ирию в седло.

Теперь ее лицо сияет. Ярче воцарившегося на розовом небосклоне утреннего солнца. Ирия Таррент — счастлива. Что было у нее с Тенмаром — точно знают лишь они двое. Но вот что бойкая девица всего минуту как присмотрела нового любовника — это к гадалкам не ходи.

А вот Всеслав… Холодное, насмешливое лицо, чуть едкая улыбка. Но Роджер Ревинтер видит это, а Ирия Таррент — нет. Ничего у тебя на сей раз не выйдет, «вторая дочь Эдварда Таррента». Поищи преемника Тенмару не в семье словеонских князей.

Впрочем, Роджер ошибается. Не ничего. У нее получилось всё, кроме вскружившейся от внезапной любви белокурой головы Всеслава. А вот у Ревинтеров действительно — ничего. Абсолютно.

3

Отец — пьян. И то, что Мален или Канви в таком же состоянии заявят, что трезвы как оконное стекло в ясную погоду, — ничего не значит. Для Бертольда Ревинтера это — предел. Означающий, что министр финансов и влиятельнейший из Регентов сорвался.

— Лиара мы лишились, — в третий раз повторил он. — Но это ничего! Титулом я тебя так или иначе обеспечу. Не слишком-то нам и нужна была эта змеиная провинция!

Пляшут синие стены отцовского кабинета. Синие стены, ало-оранжевые пятна. Болотные огни тянут в ледяную трясину. В нее проваливаешься… и тонешь, тонешь, тонешь!..

Значит, провинция была не нужна? Умирающие женщины, повешенные дети, горящие дома… мертвые глаза Эйды. Всё это было не нужно⁈ Тогда — зачем⁈

— Ничего, — тяжелая рука отца ложится на плечо… давит. Пьяный голос чуть заплетается. Лишь «чуть» — и от этого еще страшнее. — Ничего, Роджер, с Всеславом мы еще посчитаемся! Придет наше время! Все Регенты возмущены его самоуправством, все! Кроме кардинала… но мы и на него управу найдем. Кардиналы — не вечны, а Его Высокопреосвященство Александр — весьма стар!

Рука на плече нервно сжимается, сдавливает сильнее. Останутся синяки… они всегда остаются, если сильно сжимать. У Эйды тогда все плечи были в синяках, а ведь Роджер ее ни разу не ударил… нет, раз было — чтобы прекратить истерику. А вот держать — держал предостаточно…

— Роджер! — рука уже не сжимает плечо, теперь она его трясет. — Да что с тобой?

— Что мы будем делать? — Повернуться, взглянуть в глаза. Никогда не помогало. Но, может, сейчас — когда несгибаемый отец утратил выдержку? Насколько это вообще для него возможно… — Если не считать титула и мести Всеславу — что мы будем делать?

Кажется, Роджер сорвался на крик. И на истерику. Трезвую — потому что, в отличие от отца, сегодня ни капли не пил.

— Ты о чём?

Не подействовало. Вот Всеслав бы взглянул…

— А, об этой девице… — Роджер спрашивал не только об Эйде, но отец не понял. Как всегда. — Тебе не придется на ней жениться, так что успокойся. Девица Таррент вернется к папеньке с маменькой, ты останешься свободным, и мне не придется сочинять для твоей жены несчастный случай. А со временем женишься, на ком захочешь. Все довольны, и каждый остался при своем, ты не находишь? Твое