Посол эмира - Клыч Мамедович Кулиев

— Меня вот что удивляет, Равшан. Говорят, Ленин ненавидит монархов, говорят, он низверг династию Романовых, царствовавшую около трехсот лет или даже больше, не помню. И вот врагу монархии протягивает руку его величество эмир. И не только протягивает руку, но и ждет от Ленина поддержки. Как это увязать? Как понять такое противоречие?

Ахмед не был единственным, кто задавал себе подобные вопросы. Многие не понимали, почему эмир не просто обратил свои взоры на север, но и надеялся на поддержку большевиков. Мы часто слышали — Ленин… большевики… С этими словами в газетах связывались чудовищные злодеяния: разрушения, истребление, низвержение… И хоть бы одно доброе слово! До того, как взойти на престол, эмир редко заговаривал о большевиках, а если упоминал о них, то лишь вскользь, неопределенно. И вдруг словно ветер самой истории круто изменил свое направление, и не одному эмиру, но и нам стало казаться, что и Ленин и большевики приблизились к нам. Те, кто по-прежнему проклинали их в своих мыслях, проклинали и эмира; те же, кто к эмиру благоволил, не позволяли себе, по крайней мере публично, хоть слово обронить против большевиков. Вот ведь какая сила, какая дипломатическая мудрость таится в политике!

Ахмед не случайно именно мне поверял свои мысли и сомнения. Дело даже не в том, что мы давно дружили и он полностью мне доверял. Более существенным в данном случае было мое происхождение: я родился в Самарканде, а мой дед Мадад-хан пользовался любовью Абдуррахмана-хана, который, в свою очередь, приходился дедом Аманнулле-хану. Когда в тысяча восемьсот семидесятом году Абдуррахман-хан был разбит эмиром Шер Али-ханом и бежал в Туркестан, мой дед не оставил его; они пересекли границу вдвоем. Всех беженцев взял под свою защиту генерал-губернатор Туркестана Кауфман. По его ходатайству Петербург установил Абдуррахман-хану ежемесячное пособие в 1250 рублей.

Итак, я родился там, в Самарканде. В Самарканде же родились и отец нынешнего эмира — Хабибулла-хан и его дядя Насрулла-хан. Когда пришлось бежать, моей будущей маме шел десятый год. В Самарканде сам Абдуррахман-хан со временем выдал ее замуж за одного из своих адъютантов — Абдукерима.

Лишь после десятилетних скитаний на чужбине, в восьмидесятом году, Абдуррахман-хан вернулся в Афганистан и завладел короной эмира. Но мой отец не сумел возвратиться домой. Из-за тяжелой болезни ему пришлось поселиться в Ташкенте, и едва мне исполнился год, он скончался.

Меня растил дед. Привыкнув к Ташкенту, он не имел намерения вернуться в Афганистан. Он хотел впоследствии послать меня в Петербург, в кадетский корпус, а пока что отдал сперва в русскую школу, а затем — в гимназию.

Я учился среди русских и узбеков. Дома у нас говорили по-персидски, но дед признавал лишь язык пушту. И получилось, что с детства я свободно разговаривал на всех четырех языках.

К девятьсот пятому году над Россией стали сгущаться тучи: началась война с Японией, затем вспыхнула революция…

Как раз в это время мой дед тяжело заболел. С каждым днем ему становилось все хуже, и однажды он сказал: «Кровь предков зовет меня. Я хотел бы перед смертью поклониться родной земле…»

Так, в тяжелое для России время — в конце пятого года — мы вернулись в Афганистан и стали жить в Кабуле. Закончив лицей «Хабибия», я поступил в военную школу «Харбие», где и познакомился с нынешним эмиром, Амануллой-ханом…

Вспоминая те дни, я увлекся, но Ахмед вернул меня к главной теме нашего разговора:

— Но все же как ты думаешь — не слишком ли рискованно действует его величество?

Я ответил на его вопрос вопросом:

— Ну, а что сделал бы ты на его месте? Ну, допусти на минуту, что ты — эмир. Судьба страны в твоих руках. Как бы ты поступил в этой сложной обстановке?

Ахмед растерялся. Помолчав немного, он улыбнулся и решил отделаться шуткой:

— Знаешь, что я бы сделал? Прежде всего, построил бы для молоденьких красавиц новый гарем!

— Вот видишь — ты уходишь от ответа! Вопрос серьезный, а ты балагуришь… Но я тебя всерьез спрашиваю: как бы ты поступил на месте эмира?

Ахмед призадумался.

— Видишь ли, — начал он уже серьезно, — в отношении англичан я проводил бы ту же самую политику — политику эмира. Но что касается большевиков… Здесь, я думаю, надо быть более осторожным. Эмир и сам говорит что пока еще не сидел с большевиками за одним столом и их цели, их намерения не вполне ему ясны. Но в таком случае, надо ли направлять Ленину это письмо? И какие основания есть ждать от него поддержки? Вот чего я не понимаю!

Я искоса глянул на Ахмеда.

— Но ты же сам недавно говорил, что нелегко быть эмиром! И ты был прав. Держать в своих руках судьбу такой страны очень даже непросто, и понять тот или иной политический шаг правителя не каждому дано, оттого-то, быть может, нам с тобой, и не нам одним, не всегда все ясно. Но одно бесспорно: чтобы уверенно вести за собою страну и чтобы престол был устойчивым, необходимо прежде всего добиться национального единства. Сколько эмиров сменилось за последнее столетие, сколько раз рушился престол, а почему? Первопричиной были разногласия, племенные и родовые раздоры, распри между власть имущими. Из-за всего этого опустошалась страна, разорялся народ. И конечно же эмиры отдавали себе отчет в том, где таится корень зла, но у них не хватало ни мужества, ни мудрости вовремя выдернуть этот корень. Возьмем хоть такой пример. Одной из законных жен покойного Хабибуллы-хана была, как известно, дочь Мухаммеда Шах-хана, знатного хана племени гильзаи. Другая жена была дочерью видного сердара момандов, Акбера-хана. Была еще жена из племени баракзаи — внучка эмира Шер Али-хана. И еще была жена — дочь правителя Кульяба, узбека Джурабека… Это — если уже не говорить об остальных его женах. Было ли все это случайностью? Нет, конечно же нет! Это было продуманной политикой смешения крови именитых ханов и сердаров. Так пытались укрепить династию. Но попытка была тщетной, престол не переставал расшатываться, потому что внутренняя и внешняя политика, в основе которой лежали эти браки, не отвечала ни интересам народа, ни интересам родины. И наш эмир прекрасно это понял, он понял, что ни смешением крови с ханской или сердарской, ни заигрыванием с англичанами устойчивого положения в стране не создать. Основная цель эмира — сорвать с Афганистана оковы колониализма. Если это возможно без того, чтобы пролить кровь в борьбе с англичанами, — я готов на сближение не только с большевиками, но и с самим дьяволом! Что