История евреев в России и Польше: с древнейших времен до наших дней.Том I-III - Семен Маркович Дубнов

торжественные оды, воспевающие всевозможные события, чередуются с лирическими стихотворениями философского содержания. Непривычный слух еврея того времени был поражен этими мощными звуками рифмованной библейской речи, которая отличалась большим изяществом и гармонией, чем Мозаида Вессели, еврейский Клопшток. Его сочинения, отмеченные мыслью, а не чувством, в совершенстве соответствовали вкусу современного еврейского читателя, который всегда искал «интеллектуальности», даже когда речь шла о поэзии. Философская и нравоучительная лирика — характерная черта пера Лебенсона.

Общечеловеческая скорбь, общая для всех индивидуумов, волнует его глубже, чем национальная скорбь. Его единственное сочинение националистического характера, «Плач дочери Иуды», кажется странным образом не гармонирующим с сопровождающими его одами, воспевающими коронацию Николая I и тому подобные патриотические события, хотя «Плач» предваряется проницательным предисловием. примечание, видимо предназначенное для цензора, о том, что поэма относится к средневековью. Во всяком случае, главную заслугу «Песен на священном языке» следует искать не в их поэзии, а скорее в их стиле, ибо именно этот стиль стал основой новоеврейской поэтической речи, все более и более совершенствуемой. больше поэтами последующих поколений.

Гинзбург и Лебензон были центральными столпами круга Виленских Маскилим, в который также входили люди типа Самуэля Йозефа Фюнна, историка Маттафия Страшуна, талмудиста, цензора Тугендхольда, библиографа Беньякоба, Н. Розенталя, в Словом, «радикалы» той эпохи, ибо само стремление к восстановлению библейского иврита и к элементарному светскому образованию рассматривалось как дерзкий радикализм.

Этот же кружок предпринял попытку создать научное периодическое издание по образцу подобных изданий в Галиции и Германии. В 1841 и 1843 годах вышло два номера журнала Pirhe. Цафон, «Цветы Севера», вышел в Вильно под редакцией Фюнна. Тома содержали научные и публицистические статьи, а также стихи, написанные слабыми литературными талантами, активно участвовавшими в возрождении еврейской литературы и образования в России, — все усилия не очень высокого качества. Но даже этим бедным оранжерейным цветам суждено было увядать северным холодом. Беспощадная российская цензура учуяла в непритязательном журнале Виленских Маскилим преступную попытку издать журнал на иврите. Для такого предприятия требовалась официальная лицензия центрального правительства в Санкт-Петербурге, а последнее не имело обыкновения выдавать лицензии для таких целей.

В Вильно, как и в Одессе, кружок местных маскилим составлял опору апостола просвещения Лилиенталя в его борьбе с православными. В 1840 году, еще до приезда Лилиенталя, когда первое известие о планах Уварова дошло до города Вильно, местные маскилимы откликнулись на призыв правительства циркулярным письмом, в котором подчеркивались следующие четыре кардинальные реформы: 1. Преобразование раввината путем создания раввинских семинарий, назначения выпускников немецких университетов раввинами и формирования консисторий по западноевропейскому образцу.

2. Реформа школьного образования путем открытия светских школ по образцу Одессы и Риги и подготовки новых учителей из числа маскилимов.

3. Борьба с извергами мракобесия, которые душит всякое стремление к народному просвещению.

4. Улучшение экономической жизни евреев путем усиления сельскохозяйственной колонизации, создания технических и художественно-ремесленных школ и тому подобных мероприятий.

Спустя несколько лет авторы этого циркуляра имели основания разделять разочарование Лилиенталя «благожелательными намерениями» правительства. Однако этого было недостаточно, чтобы искоренить первородный грех Хаскалы: ее постоянную готовность опереться на «просвещенный абсолютизм». Деспотизм ортодоксов и нетерпимость непросвещенных масс заставили горстку маскалим отступить против тех, кто в глазах еврейского населения был источником его горя и слез. В этом несоответствии была глубокая трагедия.

Культурное движение в России второй четверти XIX века соответствует по своему составу ранней стадии мендельсоновского просвещения в Германии, периоду Меассефима. Но между ними были и существенные различия. Начало немецкого просвещения сопровождалось сильным уклоном в сторону ассимиляции, что привело к исключению национального языка из литературы. В России начальный период Хаскалы не был отмечен внезапными социальными и культурными потрясениями.

Наоборот, она заложила основы национального литературного возрождения, которому в последующий период суждено было стать важным социальным фактором.

5. ЕВРЕИ И РУССКИЙ НАРОД

Что касается русского народа, то по-прежнему непроницаемая стена отделяла его от еврейского населения. Жителям двух русских столиц и внутренних районов империи черта оседлости казалась такой же далекой, как Китай, а у русских, живущих в черте оседлости, — искры былых исторических пожаров, вековые предрассудки и непросвещенные представления о минувшие дни еще мерцали под пеплом. Невежество одних и порочные предрассудки других не могли очень хорошо проявиться в периодической литературе по той простой причине, что в дореформенной России, задушенной рукой цензуры, ее не было.

Только в русской художественной литературе можно было увидеть движущуюся тень еврея. В воображении великого русского поэта Пушкина эта тень колебалась между «презираемым евреем» улицы (в «Черной шали»,

1820) и фигура почтенного «старца, читающего Библию под покровом ночи» (в «Начале романа», 1832). С другой стороны, в гоголевском «Тарасе Бульбе «(1835-1842) еврей носит отчетливо выраженные черты бесчеловечного изверга. В начертании безобразной фигуры «Жида Янкеля», корыстной, бездушной, подлой твари, Гоголь, потомок гайдамаков, дал волю своей унаследованной ненависти к еврею, жертве Хмельницкого и гайдамаки. В этих мрачных исторических трагедиях, в образах еврейских мучеников старой Украины Гоголь различает только «жалких, охваченных ужасом существ». Таким образом, один из главных основоположников русской художественной литературы поставил в самом ее центре отталкивающее пугало еврея, мерзость запустения, которое влило яд ненависти в сердца русских читателей и определило до известной степени литературные типы романов. более поздние писатели.

На задворках русской литературы, которая тогда больше всего покровительствовала читающей публике, литературный клеветник Фаддей Булгарин в своем романе «Иван Выжигин «(1829) обрисовал тип литовского еврея по фамилии Мовша (Моисей), который предстает как воплощение всех смертных грехов. Произведение бездарного и испорченного пера, роман Булгарина вскоре был забыт. Тем не менее, она внесла свою лепту во внушение ненависти к евреям в умах русских людей.

ГЛАВА XVII ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ НИКОЛАЯ I.

1. «АССОРТИМЕНТ» ЕВРЕЕВ

Начало «Второй эмансипации» 1848 г. в Западной Европе совпало с последней фазой эпохи угнетения в России.

Эта фаза, представляющая собой последние семь лет дореформенной России, была темным пятном в жизни страны в целом, вдвойне темным в жизни евреев. Власть абсолютизма, изгнанная мартовской революцией с европейского Запада, с усилившейся яростью утвердилась в стране Севера, заслужившей к тому времени незавидную репутацию «жандарма Европы». Отброшенный к своему последнему оплоту, абсолютизм сосредоточил свою энергию на подавлении всякого рода революционных движений. За неимением такого движения в самой России эта энергия прорвала линию границы и нашла выход в карательной экспедиции, посланной для поддержки австрийцев в усмирении мятежной Венгрии. Торжественные пароли политической свободы, раздававшиеся по ту сторону западной границы, только усилили реакционную ярость по эту