Сын цирка - Джон Уинслоу Ирвинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Собравшись в маленькой квартире
Что касается Дхара, настоящего Дхара, то он еще спал на балконе доктора Даруваллы, и над ним клубился густой туман, который по цвету и плотности напоминал яичный белок. Если бы он открыл глаза, то ничего бы не разглядел в этой мути – во всяком случае, не увидел бы, как шестью этажами ниже Вайнод тащит по предрассветному тротуару мало что соображающего близнеца кинозвезды. Не слышал Дхар и вполне ожидаемого лая собак с первого этажа. Вайнод позволил миссионеру тяжело опереться на себя, тогда как сам он вдобавок волок через холл к запретному лифту большой чемодан Мартина Миллса, груженный миссионерским образованием. Владелец квартиры на первом этаже, состоявший в Обществе жильцов, успел, пока дверь лифта не закрылась, увидеть водителя-бандита и его избитого клиента.
Мартин Миллс, пусть помятый и плохо ориентирующийся, был удивлен лифтом и современным видом многоквартирного дома, поскольку знал, что его колледжу и почтенной церкви уже сто двадцать пять лет. Дикий лай собак показался ему и вовсе неуместным.
– Это Святой Игнатий? – спросил миссионер доброго самаритянина-карлика.
– Вам не нужен святой – вам нужен доктор! – ответил ему карлик.
– Вообще-то, я знаю одного доктора в Бомбее. Он друг моей матери и моего отца. Некто доктор Дарувалла, – сказал Мартин Миллс.
Вайнод не на шутку встревожился. Следы от ударов плетки и даже кровь от железки на шее несчастного представлялись чем-то не очень серьезным, но это непонятное бормотание о докторе Дарувалле означало, что у киноактера какое-то расстройство памяти. Возможно, у него серьезная травма головы, подумал Вайнод.
– Конечно же вы знать доктор Дарувалла! – воскликнул Вайнод. – Мы идти к этот доктор!
– Так вы его тоже знаете? – изумился схоласт.
– Старайтесь не шевелить голова, – ответил встревоженный карлик.
В отношении лая собак, на что Вайнод не обратил никакого внимания, Мартин Миллс сказал:
– Судя по звукам, он ветеринар, а я думал, что он ортопед.
– Конечно же он ортопед! – вскричал Вайнод.
Стоя на цыпочках, он пытался заглянуть Мартину в уши, будто ожидал обнаружить там заблудший фрагмент мозгового вещества. Однако роста Вайноду не хватало.
Доктор Дарувалла проснулся от отдаленного собачьего оркестра. До шестого этажа лай и вой доносились глухо, но узнаваемо – по поводу причины этой какофонии у доктора не было никаких сомнений.
– Это чертов карлик! – громко сказал Фаррух, на что Джулия ничего не ответила: ее муж столько всего говорил во сне. Однако, когда Фаррух встал с постели и надел халат, жена тут же проснулась.
– Снова Вайнод? – спросила она.
– Думаю, да, – ответил доктор Дарувалла.
Было около пяти часов утра, когда доктор прокрался мимо раздвижных стеклянных дверей, ведущих на балкон, который был полностью окутан скорбной мглой. Смог перемешался с плотным туманом, поднимавшимся с моря. Доктор не видел ни койки Дхара, ни черепаховых колец противомоскитной сетки, которую актер натягивал вокруг себя, когда ночевал на балконе. В прихожей Фаррух взял запыленный зонтик – он надеялся хорошенько напугать Вайнода. Затем доктор открыл дверь на лестничную площадку. Карлик и миссионер как раз выходили из лифта, и при виде Мартина Миллса вздрогнувшему доктору Дарувалле показалось, что это Дхар в полутьме поспешно сбрил усы, нанеся себе таким образом множество порезов лезвием, после чего, разумеется в состоянии депрессии, поносимый всеми актер спрыгнул с балкона шестого этажа.
Что до миссионера, тот вздрогнул от неожиданности при виде человека в черном кимоно, с черным зонтиком в руках – образ, не предвещавший ничего хорошего. Однако зонтик не испугал Вайнода, который скользнул к доктору Дарувалле и зашептал:
– Я находить его, когда он читать молитва проститутки-трансвеститы. Хиджра почти убивать его.
Фаррух понял, что перед ним Мартин Миллс, как только миссионер сказал:
– Кажется, вы встречались с моими отцом и матерью. Меня зовут Мартин – Мартин Миллс.
– Входите, пожалуйста. Я вас ждал, – сказал доктор, пожимая руку избитому.
– Ждали? – сказал миссионер.
– У него повреждение в мозг, – прошептал Вайнод доктору, который препроводил пошатывающегося миссионера в ванную комнату, где попросил его раздеться. Затем он приготовил ванну с английской солью. Пока ванна наполнялась, доктор поднял с постели жену и попросил ее выпроводить Вайнода.
– Кто это так рано принимает ванну? – спросила Джулия.
– Близнец Джона Д., – сказал доктор Дарувалла.
Свобода воли
Не успела Джулия проводить Вайнода до дверей, как зазвонил телефон. Джулия тут же взяла трубку. Вайнод слышал весь разговор целиком, поскольку мужчина на том конце провода орал. Это был мистер Муним, член Общества жильцов с первого этажа.
– Я видел, как он входил в лифт! Он разбудил всех собак! Я видел его – вашего карлика! – кричал Муним.
– Прошу прощения, – сказала Джулия, – но мы не владеем никаким карликом.
– Не надо меня дурить! – вопил мистер Муним. – Это карлик вашего киноактера. Вот кого я имею в виду!
– Мы не владеем никаким киноактером, – сказала ему Джулия.
– Вы нарушаете наши правила! – визжал мистер Муним.
– Я не понимаю, о чем вы, – должно быть, вы сошли с ума, – ответила жена доктора.
– Таксист использовал лифт! Этот карлик – убийца! – кричал мистер.
– Не заставляйте меня вызывать полицию, – сказала Джулия и повесила трубку.
– Я использовать лестницы, но они заставлять меня хромать – все шесть этажи, – сказал Вайнод.
Джулия подумала, что карлику странным образом подходит мученичество, но она поняла, что он замешкался в прихожей не просто так.
– У вас тут стоять пять зонтиков, – заметил карлик.
– Хочешь, Вайнод, чтобы мы тебе одолжили один?
– Только чтобы спускаться на лестница, – ответил Вайнод. – Мне нужно трость.
Его рукоятки ракеток остались в такси, и на случай встречи с собаками первого этажа или с мистером Мунимом Вайнод нуждался в оружии. Так что он взял зонтик, и Джулия проводила его через кухонную дверь на лестницу черного хода.
– Может, вы меня больше никогда не видеть, – сказал ей Вайнод.
Он стал вглядываться в лестничный проем, и Джулия обратила внимание, что карлик меньше взятого зонтика, – Вайнод выбрал самый большой.
Сидя в ванне, Мартин Миллс выглядел так, будто его кровавые порезы и ссадины вызывали у него глубокое удовлетворение. Он ни разу
