Сын цирка - Джон Уинслоу Ирвинг

то, что человек должен сам стелить свою кровать – еtiam si sacerdotes sint («даже если они священники» – лат.). Поэтому Мартин Миллс решил, что отправится в Бомбей самостоятельно.

Не тот таксист

Из всех таксистов вокруг только один выглядел достаточно сильным, чтобы справиться с чемоданом. Он был смуглый, высокий и бородатый, с агрессивным вектором чрезвычайно острого носа.

– К Святому Игнатию в Мазагаон, – сказал Мартин этому таксисту, приняв его за студента университета, который работает ночью по вызову, – замечательный молодой человек, вероятно, сам оплачивает свое обучение.

Яростно глянув на него, молодой человек взял чемодан и швырнул его в багажник такси. Все таксисты ждали приезда «амбассадора» с бандитским карликом-водителем за рулем, ибо никто не верил, что Инспектор Дхар унизится до того, что возьмет какую-то другую машину. В фильмах об Инспекторе Дхаре было много разных водителей; они всегда изображались форменными психами.

А этот конкретный таксист, подхвативший чемодан миссионера и теперь смотревший, как Мартин Миллс устраивается на заднем сиденье, был жесткого нрава молодой человек по имени Бахадур. Его только что исключили из школы гостиничного менеджмента за мошенничество на экзамене по сервировке блюд – он тайком списывал ответ на простой вопрос об обслуживании обедов. («Бахадур» означает «храбрый».) Он также приехал в аэропорт из Бомбея и видел плакаты, рекламирующие «Инспектора Дхара и Башни Молчания», что сильно оскорбило его верноподданнические чувства. Хотя вождение такси не было основной его профессией, Бахадур был благодарен своему нынешнему работодателю, мистеру Мирзе. Мистер Мирза был парсом; без сомнения, фильм «Инспектор Дхар и Башни Молчания» будет чудовищно оскорбительным для мистера Мирзы. Бахадур считал делом чести быть полномочным представителем чувств своего босса.

Неудивительно, что Бахадур ненавидел все предыдущие фильмы Дхара. Бахадур надеялся, что до выпуска этой новой оскорбительной поделки Инспектор Дхар будет убит возмущенными хиджрами или возмущенными женщинами-проститутками. Бахадур в целом поддерживал идею об убийстве известных людей, потому что считал оскорбительным для людей неизвестных, что хорошо известны лишь очень немногие. Более того, он чувствовал, что водить такси ниже его достоинства; он делал это, только чтобы доказать богатому дяде, что он умеет «растворяться в массах». Бахадур надеялся, что этот дядя вскоре отправит его в другую школу. Его жизнь в настоящий промежуток времени не задалась, но могло быть и хуже, чем работать на мистера Мирзу; как и Вайнод, мистер Мирза имел собственную таксомоторную компанию. Между тем в свое свободное время Бахадур стремился улучшить свой английский язык, обращая особое внимание на вульгарную лексику и сленг. Доведись Бахадуру когда-нибудь столкнуться с известным человеком, он бы не полез за словом в карман.

Бахадур знал, что репутации известных людей высосаны из пальца. Он слышал байки о том, какой силач Инспектор Дхар и что он даже штангист! Один взгляд на тонкие руки миссионера доказал Бахадуру, что это откровенная ложь. Кинопиар! Ему нравилось ездить мимо киностудий в надежде подвезти какую-нибудь актрису. Но ни одна важная персона никогда не останавливала его такси – ни у студии «Аша Пикчерз», ни у «Раджкамал Студии», ни у студий «Феймос» и «Сентрал», – а полиция еще и заподозрила, что он там околачивается с какими-то темными целями. Трахал я этих киношников! – подумал Бахадур.

– Надеюсь, вы знаете, где находится Святой Игнатий, – нервно сказал Миллс, когда машина тронулась с места. – Там иезуитский приход, храм и колледж, – добавил он, ища какого-либо признака понимания во взгляде таксиста. Когда схоласт увидел, что молодой человек посматривает на него в зеркало заднего вида, Мартин дружески подмигнул ему, полагая, что это в правилах «местного поведения».

Вот это да! – подумал Бахадур. Он решил, что ему подмигивают или из снисхождения, или делая непристойное гомосексуальное предложение. Нет, нельзя было допустить, чтобы Инспектор Дхар удрал из того дикого фарса, в который он превратил на экране жизнь Бомбея. Зачем ему посреди ночи ехать в Святой Игнатий! Что он собирается там делать? Молиться?

Вдобавок ко всему прочему, что было просто фигней по поводу Инспектора Дхара, Бахадур счел фигней и то, что этот человек прикидывался индусом. На самом деле Инспектор Дхар – жалкий христианин!

– Считается, что вы – индус, – сказал Бахадур иезуиту.

Мартин ужаснулся. Вот его первое столкновение на религиозной почве – его первый индус. Он знал, что большинство индийцев здесь исповедуют индуизм.

– Ну… ну… – приветливо сказал Мартин. – Люди всех вероисповеданий должны быть братьями.

– Плевал я на твоего Христа, и плевал я на тебя, – холодно заметил таксист.

– Ну… ну… – сказал Мартин.

Возможно, есть время подмигивать и есть время не подмигивать[76], подумал новый миссионер.

Обращение проституток в другую веру

Такси мчалось сквозь тлеющую вонь ночной тьмы, но тьма никогда не пугала Мартина Миллса. В толпе он мог испытывать беспокойство, но чернота ночи не угрожала ему. Ему также не приходило в голову, что он подвергает себя опасности. Он размышлял о несбывшейся мечте Средневековья – вернуть Христу Иерусалим. Он думал о том, что паломничество святого Игнатия Лойолы в Иерусалим таило в себе бесконечные опасности и несчастья. Попытка завоевания Игнатием Святой земли кончилась провалом, поскольку ему пришлось покинуть Иерусалим; и все же в святом не угасало желание спасать грешные души. Целью Игнатия всегда оставалось служение воле Божьей. И в связи с этим совершенно не случайно «Духовные упражнения» начинались с яркого описания ада во всем его ужасе. Страх перед Господом был очистителен; для Мартина Миллса уже давно это было так. Чтобы увидеть в мистическом экстазе и пламя ада, и единение с Богом, нужно было лишь следовать «Духовным упражнениям» и обращаться к «внутреннему зрению», ибо для миссионера не было сомнений, что только оно обладает наибольшей ясностью.

– Труд и воля, – громко сказал Мартин Миллс. Это было его кредо.

– Я сказал: трахал я твоего Иисуса, и тебя трахал! – повторил таксист.

– Благословляю тебя, – сказал Мартин. – Да, тебя. То, как ты ведешь себя, на то воля Божья, хотя ты и не ведаешь, что творишь.

Больше всего Мартин восхищался памятной встречей Игнатия Лойолы с мавром на муле и их последующим спором о Пресвятой Богородице. Мавр сказал, что готов был поверить, будто Богородица зачала без мужчины, но он не может поверить, что после родов она осталась девственницей. Расставшись с мавром, молодой Игнатий подумал, что он должен догнать мусульманина и убить его. Он считал своим долгом защитить честь нашей Пречистой Девы. Грубо и недопустимо было рассуждать о послеродовом состоянии лона Богородицы. Как всегда, Игнатий положился в этом случае на Божью волю.