Сто лет одного мифа - Евгений Натанович Рудницкий

Зигфрид не только использовал сюжеты множества сказок, в том числе сказки Андерсена Маленький и большой Клаус, но и ввел самого себя и Якоба Гримма в качестве персонажей, под занавес комментирующих события. «Якоб Гримм: “Ты что ж такое здесь сказал? Десятки сказок перемешал”. Зигфрид Вагнер: “Напрасно ты меня бранишь. Не гневаться – благодарить ты должен”. Якоб Гримм: “Ты обобрал меня со всех сторон, ты вор! Тотчас не прекратишь – получишь на орехи!” (начинается драка)». Сюжет Наперстка перекликается также с Волшебной флейтой Моцарта: чтобы стать мужем и женой вопреки желанию матери главного героя, молодым влюбленным (Фридеру и Катерлизхен) приходится преодолеть массу препятствий, воздвигаемых на их пути злой ведьмой. В своей книге Детям нужны сказки знаменитый психоаналитик Бруно Беттельсгейм дает свое толкование Наперстка: «В сказке выделяются встречающиеся на жизненном пути проблемы: половая зрелость, необходимость самореализации. Приходится преодолевать трудности, выдерживать испытания и избегать опасностей, однако из содержания сказки следует, что все обойдется, если оставаться верным себе и своим ценностям – как бы отчаянно ни выглядело положение дел». Все же обилие событий и персонажей (для экономии средств композитор рекомендует поручать отдельным исполнителям по нескольку партий) делает оперу довольно сложной для восприятия и предъявляет к постановщикам почти непосильные требования. Работать над музыкой Зигфрид начал сразу после фестиваля, и к концу сентября у него уже были готовы эскизы партитуры первого действия. При этом он использовал множество готовых набросков, которые долгие годы фиксировал в своем альбоме, а также на открытках, гостиничных почтовых листках и просто на случайных обрывках бумаги. В ноябре он закончил чистовой вариант, а зимой следующего года уже работал над партитурой второго действия, которую завершил в апреле. Над партитурой третьего действия он трудился летом 1915 года, и концу августа опера была полностью готова. Одновременно с сочинением Наперстка Зигфрид работал над одночастным Концертом для скрипки с оркестром. В напряженном ми-минорном вступлении, как полагает главный эксперт по творчеству композитора Петер Пахль, отразились сомнения автора в возможности познать самого себя. Затем появляются тема еще наивного «звездного дитяти» Катерлизхен и мотив, сопровождающий слова ее возлюбленного Фридера «Напрасно я мечтал об очаровательной милой деве». В разработке звучат и другие темы этих персонажей, а также нарушающие спокойствие темы дьявола и ведьм. Первоначальная наивность главной героини характеризуется темой, сопровождающей в опере ее слова «Фридер, любимый Фридер, скоро ли наша свадьба?». Вместе с тем концерт завершается на оптимистической мажорной ноте.

* * *

Убедившись, что Ванфрид проявляет интерес к его воспитаннице, Карл Клиндворт стал все чаще напоминать о себе Козиме. После того как его Винифред попала в категорию нежелательных иностранцев, он сообщил своей старой знакомой о возникшей у него проблеме: «Комендатура внезапно установила чрезвычайно неприятный надзор над нашим приемным ребенком. С большим трудом удалось добиться разрешения на продолжение школьной учебы. Поэтому я решил ее удочерить: теперь по решению суда она стала Винифред Клиндворт, это официально, но мы зовем ее Сентой». Сообщив, что Винифред дома называют Сентой, он еще раз подчеркнул свою приверженность семье Вагнер, и в Ванфриде это не осталось незамеченным. Хотя после удочерения Винифред уже не нужно было регулярно отмечаться в полиции, выезжать из Берлина ей запрещалось и за ней был учрежден негласный надзор. Не имея возможности посетить в ближайшие месяцы Байройт, она продолжала изучать творчество Зигфрида дома и увлекала им своих подруг, которым проигрывала на рояле темы из его опер.

Хотя Зигфрида не призвали в армию, в Ванфриде было достаточно связанных с войной неприятностей. После того как Италия предала Тройственный союз и вступила в войну на стороне Антанты, проблемы начались у жившей в Италии семьи Бландины. Знакомая Козимы утешала ее: «Ваши сыновья не воюют на фронте… Манфредо служит в морском министерстве в Риме, Джил работает на технической должности в горном ведомстве, что не мешает ему играть для своих товарищей на флейте и сочинять музыку, а великолепно управляющий автомобилем Гвидо перевозит раненых. Так что у них, по крайней мере, нет необходимости воевать с нами!» Впрочем, талантливый музыкант Джильберто (Джил), которому Зигфрид посвятил Концертино, оказался верен своей немецкой родне и вступил в армию Германии. Это было слабым утешением для лишившейся фестивальных доходов семьи, которая к тому же за год до того перестала получать авторские отчисления. Единственной отрадой стало прекращение угрозы травли байройтского семейства прессой, переключившейся на военно-патриотическую тематику. Не получила продолжения, чего особенно опасались в Ванфриде, и опубликованная перед самым началом войны статья Гардена.

На первых порах приходилось утешаться победами германского оружия. Теперь бурную деятельность развил Чемберлен. Получив возможность отвлечься от семейных неурядиц, он полностью переключился на публицистическую деятельность и выдавал одну за другой патриотические статьи. Сначала он прославлял войну как возможность внутренне обновиться и поставить на место врагов, главным из которых для него была Англия. За эти статьи он был уже в 1915 году награжден Железным крестом. В Ванфриде Чемберлен повесил на стене карту, где флажками отмечал продвижение немецких войск во Франции и в России. Когда же наступления захлебнулись и перспективы скорой победы стали более чем неопределенными, он стал обвинять в этом коррумпированных и болтливых политиков, которые оказались недостойны своих доблестных войск. Впоследствии эта легенда получила широкое распространение в массах и превратилась в теорию «удара ножом в спину», согласно которой Германия не проиграла войну, а стала жертвой закулисных махинаций берлинских политиков, особенно евреев. Одной из основных тем военных публикаций Чемберлена было предательство Англии. Он призывал нанести сокрушительное поражение своей «обветшавшей до самых костей» бывшей родине, после чего его английская родня уже не могла смолчать. Родной брат Бэзил писал новоиспеченному немецкому патриоту: «Есть определенные приличия, против которых не должен грешить ни один образованный человек даже в состоянии сильного негодования». Единственное оправдание для своего брата Бэзил видел в его «деморализации», что можно трактовать и как намек на помешательство. Однако на первых порах Чемберлен и сам стал жертвой патриотического угара и общей шпиономании. Понимая, что рано или поздно придется обзавестись собственным жильем и покинуть Ванфрид, он и Ева приобрели по соседству с семейной виллой солидный особняк, где байройтский идеолог прежде всего разместил свою огромную библиотеку, не помещавшуюся в Ванфриде, и устроил обсерваторию, пристроив к мансарде купол с проемом для телескопа. Этот купол возбудил подозрения особо бдительных подданных кайзера. В полицию поступило сообщение, что англичанин подает и получает в своей обсерватории тайные сигналы. Дело в самом деле могло принять скверный оборот, Чемберлен уже боялся выходить