Четыре месяца темноты - Павел Владимирович Волчик

Озеров не мог говорить двусмысленно о других учителях при школьниках, потому что этим лишил бы своих коллег авторитета, каким бы этот авторитет ни был. Во-первых, таким образом можно было посеять вражду и отягчить и без того нелёгкий труд людей, с которыми работал; во-вторых, испортить впечатление о предмете, которым мог бы заинтересоваться ученик в будущем. Ну а в-третьих, он и сам постоянно зависел от репутации, которую создавали дети, и не исключено, что один нелепый слух со стороны коллег мог пустить насмарку месяцы работы.

Вместе с тем его задачей оставалось продолжать урок и остановить шум и возмущение, которые продолжали нарастать.

Он провёл ладонями по лицу, словно смывая усталость. Но это не помогло.

– Вульгарно? Нет, это не вульгарно. Думаю, это красиво.

– Тогда почему же… почему же… – брови Анны поднялись, и нижняя губа снова задрожала. – Красиво?

– Может быть, потому, что это слишком… привлекательно? – Озеров старался говорить спокойно, но ученики чувствовали, что он взволнован и переживает. Он понимал, что Маргарита Генриховна в чём-то права, не по форме, конечно, но по сути, и пытался найти аргумент вместе с ними, найти возможность примирить их.

– Но разве это плохо? Уже плохо быть привлекательной? – спросила Мучкина, выпучивая глаза.

– Послушайте, красота – это очень серьёзное оружие. Никто не достаёт без надобности нож, особенно если не умеет им пользоваться.

– По-вашему, мы должны быть как монахини? В этом ничего такого нет – в волосах.

– Если в этом ничего нет, то почему вы вспомнили про монахинь, которые прячут волосы? Почему среди многочисленных народов и культур так распространены платки, шали и головные уборы, скрывающие длинные локоны?

– Что в них такого, в волосах? – спросил ученик с последней парты, сидевший весь урок с видом сомнамбулы.

– Вот! – воскликнул Озеров радостно, разрезав воздух ладонью, как плетью. – Вот вопрос, на который мы должны себе ответить!

Он почувствовал необыкновенный прилив сил. В классе началось оживление.

– Зачем, например, волосы женщине?

– Чтоб расчёсывать.

– Вы на уроке биологии, вот и думайте в этом ключе! Представьте себе первобытную женщину, кормящую мать.

– Ну, так теплее, если они очень длинные. Ими даже можно согреть ребёнка.

– Отлично! Ещё!

– Ребёнок может держаться за них.

– Мы начали с привлекательности. Представим себе птичку с очень яркими перьями. Что произойдёт, если она будет слишком привлекательной?

– Слетится много самцов, слишком много, – грустно сказал Андрей Штыгин.

– Другие птицы не дадут ей спокойно жить.

– Вы хотите сказать, что мы распускаем волосы для парней, так, что ли? – Мучкина развела руками. – Но это не так. Ну, то есть не только для них.

В классе раздался хохот. Озеров улыбнулся.

– Я открою вам ещё одну тайну, которую узнал, когда занимался в университете психоактивными веществами. Может быть, на другом уроке это было бы лишним, но мы проходим физиологию, и тут выдался такой случай… Наши железы внешней секреции выделяют летучие химические вещества, называемые феромонами. Раньше считалось, что они есть только у животных, но затем их нашли и у человека. Эти вещества – средство коммуникации между живыми существами. Так одна особь может узнавать другую. Это очень древний язык – язык неощутимых запахов. Человек практически не осознаёт их влияния на себя. Чаще всего мы можем причины своего отношения к людям объяснить логически. Только вот иногда мы совершенно не понимаем, почему кто-то нравится нам, а кто-то нет. Что вы скажете на то, что этих веществ полным-полно в волосах? Чем гуще и длиннее волосы, тем больше их распространяется в воздухе.

– То есть иметь пышные волосы – это круто, – вставил Каштанов.

– Это сила. У каждой силы есть предел. Ты можешь быть как Арнольд Шварценеггер, но если, имея такую силу, ты толкнёшь ребёнка, то можешь убить его.

– Теперь понятно, зачем монахини прячут волосы.

– Целомудрие и скромность. Ещё два редких качества, не присущие животным, а часто и людям.

Андрей Штыгин опять тянул руку, увлечённый темой, он не заметил, как встал:

– Я всё-таки не понимаю: получается, что распущенные волосы это всё-таки вульгарно или круто?

Озеров вздохнул.

– Там, где есть настоящая красота, не может быть вульгарности. Потому что вульгарность – это антоним красоты. Вульгарным человека делает не причёска, а испорченное сердце.

– Почему тогда они обязаны убирать волосы, если ничего дурного не имеют в виду? – спросила Тамара. И Кирилл отметил, что она сказала «они».

– Вы не обязаны, – сказал Озеров, улыбаясь и обводя взглядом мужскую часть класса. – Просто это делает беспокойными тех, кто вокруг вас. И в свою очередь, тех, кто старше вас.

– Всё-таки животные мы или люди? – почти крикнул Андрей.

– Предлагаю вам обсудить это друг с другом. Прямо сейчас.

После урока Озеров подошёл к кулеру и, набрав воды, залпом выпил её. Он почувствовал на себе чей-то взгляд.

Штыгин-младший переминался с ноги на ногу.

– У меня есть к вам ещё один вопрос.

– Ну?

– У вас, кстати, глаза покраснели.

– Это от вопросов.

– Если серьёзно, то я не знаю, кем хочу стать. Ну, у меня появилась пара идей. Вообще-то я неплохо играю на гитаре. Но сегодня опять подумал, что хотел бы быть врачом.

Юноша незаметно, как он думал, потрогал ранку на губе.

– Кто это тебя?

– Не важно… Палка.

– Каким врачом?

– Ну, э-э, хирургом.

– Если тебе это действительно нужно, я могу подсказать, что делать.

– Да, мне это нужно.

– Завтра приходи на моё занятие с выполненным домашним заданием и без опозданий.

– И всё? Думал, вы подскажете что-то дельное.