Четыре месяца темноты - Павел Владимирович Волчик

Приходя к ним, Озеров не натыкался на застывшую стену, которую невозможно сдвинуть. Он толкал всеми своими силами совсем другую стену, сделанную из сырой извёстки, и стена эта, поддаваясь, рушилась, открывая проход к новым возможностям, свободу выбора, а не тюрьму самолюбивых убеждений.

– Начнём с того, что вы слушаете… – сказал Кирилл Петрович, посмотрев на двух учениц на задней парте.

Заметив его взгляд, они поспешно вытащили наушники: одна из правого уха, другая из левого – и напряжённо уставились на него.

– Я не делаю вам замечания. Серьёзно, что вы слушаете? Что интересно всем вам?

С места неуверенно выкрикнули несколько малоизвестных Кириллу названий музыкальных групп и направлений.

– Вы не задумывались, почему в этом возрасте так особенно тянет слушать музыку?

– А разве вас уже не тянет?

– Тянет. Но не так, как в пятнадцать.

– И что вы слушали?

Озеров назвал наугад несколько групп. В классе раздались одобрительные возгласы. Видимо, за последние годы не много появилось хорошей музыки.

– Что слушал я – не важно, как и то, что слушали, например, ваши родители. Есть пословица: «Другие юноши поют другие песни».

Кирилл обратил внимание на темноволосого молодого человека с горящими глазами, Андрея Штыгина. Сегодня он был особенно угрюм, на губе виднелась едва зажившая ранка. Озеров заметил, что разговор о музыке оживил его.

– Что значит эта пословица?

– Молодые никогда не поймут старых, – сказал Андрей, с трудом ворочая языком, а потом, подумав, добавил: – А старые молодых.

Озеров опёрся на стол, в руке он крутил ключи и не замечал этого.

– Я предложу посмотреть на поговорку иначе. Мы имеем разные поколения людей, они поют разные песни, но все они поют, именно будучи юными. Кроме того…

Озеров включил слайд с древнегреческой фреской:

– Разглядите хорошенько это изображение. Подойдите, если хотите, сейчас нет смысла сидеть на своих местах. Что вы видите?

– Какие-то парни с барабанами и факелами. Это бубны, а не барабаны!

– Хорошо, что ещё?

– Девушка с флейтой… На головах у них венки… А чего они без одежды-то? Они всегда так! Это же фрески, знаю я этих греков.

– Что они делают?

– Идут куда-то. А эти с факелами освещают им путь… Один обнимает девушку. Ого!.. Они танцуют вроде…

– Видели вы в наше время что-нибудь подобное?

– Да. Ребята идут в клуб. Или из клуба.

– Их возраст?

– Ну, они чуть старше нас.

– Это что же, значит, совсем ничего не переменилось? – дошло до Андрея Штыгина. – Значит, мы как греки, и всё идёт по кругу?

Озеров улыбнулся и написал на доске:

НАСЛЕДСТВЕННОСТЬ И ИЗМЕНЧИВОСТЬ

– Благодаря двум этим действующим силам мы существуем около семи миллионов лет. Изменчивость продолжает свою игру: мы не просто с каждым поколением меняемся внешне, смешиваются и перетасовываются характеры наших родителей, образуя новые черты личности. Мы несём в ДНК информацию обо всех наших возможных предках, мы – непрочитанная книга, которую не изучишь за всю жизнь…

Сонмов, рыжий и конопатый, потянулся к телефону, и Озеров спустился и пошёл сквозь ряды, чтобы его лучше было слышно:

– Но как бы мы ни менялись, живая клетка нашего кишечника, которая в тысячу раз сложнее любого самого современного компьютера, имеет строение, схожее с самой первой клеткой на земле. Кто бы знал, что мы не очень-то далеко ушли от микроскопической водоросли или бактерии! Друзья мои, каждый из нас не так давно был всего лишь Zygota, маленькой клеточкой, несущей в себе признаки отца и матери. Уже в первые часы жизни она разделилась надвое, потом ещё надвое и до того, как стала орущим младенцем, воспроизвела за девять месяцев в утробе матери цикл превращений, подобный тому, который миллиарды лет превращал одноклеточный организм в высшее млекопитающее.

Тут и вступает в силу наследственность, которая, как разумная хозяйка, оставляет только лучшее в своём доме. Она делает наше поведение похожим на древних греков, потому что закрепила в ДНК не только внешние признаки, но и общую форму действий, свойственную всей молодёжи, в любое время в любой точке Земли. Посмотрите на детей: они играют независимо от того, в какой стране родились. Если у них нет игрушек, они создают их сами из подручных предметов. Игра, весёлая беготня, догонялки, прятки, жмурки, воображаемые опасности – всё это чтобы развить тело, память и ум. Так и наш интерес к музыке, к общению и шуму – потребности, заложенные в нас наследственностью. Тут нечего стесняться.

– Тогда почему учителя ругают нас за это?

– Потому что изменились их потребности. Они только думают, что помнят, какими были в юности.

– Но мы ведь не ходим голые по улицам, как эти греки…

– Да. Мы немного прикрылись. Но то, что мы видим на фреске, появилось, как форма поведения, ещё раньше. У животных. Что вы, к примеру, знаете про саранчу?

– Они пожирают всё на своём пути.

– Налетают огромной кучей и пожирают, – дополнил Озеров, махнув рукой. – Что, если я скажу вам, что это делает именно молодое поколение саранчи? То есть подростки.

– Это напоминает нашу столовую, – вставила Тамара.

– Точно. А вот другой пример. Стадо молодых слонов, бегущих по полю, – печальное зрелище для индуса, выращивающего свой урожай. Именно молодые животные наносят наибольший урон в своих нескончаемых погонях друг за другом.

– А слоны правда боятся мышей?

– Правда. Не отвлекайся на мышей. Львы. Наверняка уж на львов-то вы не обидитесь, если вас с ними сравнят. Нет ничего хуже, чем попасть на обед к молодым львам. Съедят не сразу – сначала развлекутся. Они могут даже объединяться в банды, чтобы выгнать взрослого самца из прайда. Всё это ради самок, конечно.