Судьба наизнанку - Дмитрий Селин

Отстроенная после Перехода (так решили ныне величать события раннего утра двадцать второго июня) пирамида госуправления на попаданских землях была проста и понятна, как кристаллическая решётка алмаза. Только за счёт формы и количества связей придающая, в общем-то заурядному углероду достойную прочность и чистоту.

Гражданин республики, вступающий на сложную, но весьма почётную во все времена должность служителя дел государевых, подписывал короткий, на одну машинописную страницу двенадцатого кегля, общественный договор. Получая немалые права – гарантированную зарплату, то, что ранее шло «соцпакетом» и другие радости жизни, включающее в себя обязательное владение оружием, претендент в бюрократы подписывался под немалыми обязательствами со своей стороны. Он, фактически, отказывался от ранее столь превозносимой и закрепленной в законах тайны собственной жизни. Нет, камер в квартире ему никто не устанавливал, но, например, разговоры по выданному из казны мобильному телефону, подлежали теперь обязательной записи. Не факт, что их слушали в режиме «реального времени», но хранились полученные подобным образом аудиофайлы не менее года. А там видно будет. Соответственно, так же фиксировались электронная переписка и транзакции в расчётной системе. Сплошное реалити-шоу «чиновники-за-стеклом-для-начальства», получается. Тонкость момента была в том, что соглашаясь работать на подобных условиях, претендент поначалу не считался настоящим чиновником – он был всего лишь и.о. госслужащего. Поэтому и договор был только общественным. Только спустя некоторое время и по результатам работы можно было пройти на ступень выше – из кандидата стать настоящим госслужащим. Договор в этом случае был почти такого же содержания, менялось только название на «государственный» и срок его действия – на десять лет. По завершении которых можно было уволится или подать на заключение нового договора. Ранее выйти из тесных рядов можно было только не по своей воле, о чём так же была соответствующая статья в подписанном обеими сторонами документе. Со стороны государства договор заключался от имени председателя республиканского правительства. Соответствующей службой его канцелярии.

Теоретически всё выглядело довольно красиво – эдакий гибрид «партии нового типа», кадровых методик конца двадцатого века и некоторых принципов мафиозных структур с уклоном к самурайской их разновидности. Одно но – действовать в этой весьма прилично разработанной схеме должны были реальные люди из постсоветских времён, никоим образом не застрахованные от банальных ошибок, возможных срывов и прошедших службу первичного психологического контроля комплексов. Тестирование при приёмке шло по серьёзным методикам из арсенала спецслужб, но стопроцентной уверенности в успешной работе прошедшего отбор кандидата, конечно, быть не могло. Рассчитывать на подобное было просто глупо и, собственно, только по этой причине в схему государственной власти был встроен внесистемный контур «обратной связи и управления». В данный момент собравшийся на свое очередное заседание для вынесения неизбежного окончательного решения.

Мишин, не торопясь откинулся на спинку кресла, устроился поудобнее и улыбнувшись бывшему адвокату, ответил с наивозможной любезностью.

– Анатолий Борисович, помилуйте! Ну, зачем мне тратить время на изучение того, что мне по роду своей деятельности и так знать положено?

Хорман вскинул кустистые, почти генсековские, брови. Николай отвлёкся от чтения и недоумённо взглянул на коллегу.

– Каким это, простите, боком – Хорман начал слегка заводится, как любой чиновник, обнаруживший на личной поляне следы чуждых и грязных сапог – работа журналиста относится к ведению департамента внешней торговли?

– Если бы он в своей работе обходится только перьевой ручкой – то никак не относится, соглашусь. Но ведь вы, Анатолий Борисович, не хуже меня знаете, что управление невосполнимыми резервами относится, – Алексей специально повторил суть и форму хормановского обращения – к сфере компетенции министерства экономики. Поскольку каждый из нас, – Алексей сделал широкий жест рукой, как бы охватывая небольшое помещение и всех в нём присутствующих, – ведёт как минимум два смежных направления, то, сами понимаете….

Мишин замолчал и многозначительно улыбнулся. Собственно, структура правительства в общих чертах была известна любому мало-мальски любопытному гражданину, имеющему доступ к республиканской сети, но установить конкретное распределение полномочий из открытых источников было совершенно невозможно. Срабатывал самый лучший метод сокрытия реального положения дел, известный с самых древних времён, но из-за сложности применения довольно редко используемый – просто-напросто надо говорить не всю правду. Врать, подтасовывать факты и наводить тень на плетень вовсе не обязательно – зная некоторые особенности человеческой психики, достаточно о чём-то тактично умолчать, а что-то вывести в самый центр общественного внимания. Собственно, вся реальная работа министерства СИМК (средств информации и массовой коммуникации) сводилась к постоянному поддержанию данного тезиса в максимально работоспособном состоянии. Можно сказать, что «симковцы» стали теми самыми инженерами человеческих душ, о которых так вожделённо говорил из-за черты товарищ Сталин.

Хорман занимал в этой «машине правды» весьма значительную позицию. Бывший модный харьковский адвокат, выигравший до Перехода не один десяток процессов как в защиту «чести и достоинства» от нападок прессы, так и совсем наоборот, он практически с первых дней новой власти работал на фронте информационной войны. Причина была до банальности проста – он вырос с Пилипко в одном квартале и учился с ним в одной школе, правда, в параллельном классе. Особыми друзьями они в детстве не были, но взобравшись на вершину властной пирамиды, Юрий Фёдорович вспомнил старого знакомого, успешно подвизающегося на ниве информационных разборок и пригласил его, чисто по-дружески, поучаствовать в общем и жизненно важном для всех деле. Хорман сначала было обещал подумать денька два, но, услышав про назначение Савика Шустера самым главным харьковским телевизионщиком, вечером того же дня буквально проломился сквозь кордоны охраны к замотанному навалившимися на него заботами генералу и лично, с глазу на глаз, высказал своё убедительное согласие. После пары судебных процессов, с аппеляциями до самого Киева, он Шустера на дух не переносил и в ближнем кругу иначе, как «наглой жидовской мордой» не называл. Хотя сам был стопроцентным евреем. Савик, судя по слухам, платил ему той же монетой. Но в текущей работе личные отношения оба оставляли за кадром, хотя свели всё возможное взаимное общение до самого официального минимума. Что для фактически административного и творческого руководителей «симковцев» доставляло определённые неудобства, но не более того. Всё что возможно, решалось на более низовом уровне и пару раз на расширенных заседаниях правительства. Друг с другом оба общались исключительно на коллегиях департамента, а потом министерства СИМК.

Хорман внимательно смотрел на Мишина, что-то прикидывая. Наконец, он принял решение. Складки на его лице разгладились, Анатолий Борисович молча кивнул начавшей рано лысеть головой и так же как Мишин, откинулся на спинку кресла, скрестив ладони в замок на слегка выступающем животе.

– Хорошо, Алексей Александрович, – с нотой глубокой уверенности в своей правоте начал говорить Хорман, – что вы можете сказать по существу рассматриваемого сейчас дела? Если возможно, буквально в нескольких тезисах.

Он слегка наклонил голову набок и стал внимательно смотреть куда-то вдоль Мишина, периодически концентрируя внимание на мочке левого уха коллеги по «тройке». «Никуда не делись адвокатские привычки, – мысленно усмехнулся Алексей, – но меня этим не удивишь».

– Если тезисно, то можно уложиться буквально в несколько слов. Обсуждаемый ныне товарищ, – Мишин выразительно похлопал по закрытой до сих пор папке, – банально хотел всеобщего счастья. Но почему-то только за наш счёт. За что и пострадал. Верно?

Хорман поднял левую бровь.

– Вы называете стремление к всеобщему счастью одной из разновидностей предательства? Очень интересная позиция.

– Не передергиваете, Анатолий Борисович, – Алексей поднял с подлокотника правую ладонь, – я сказал «исключительно за наш счёт». Собственно, обсуждаемому товарищу инкриминируется только несанкционированная передача информации за черту. Даже та техника, что была отпущена со складов госрезерва этому, с позволения сказать журналисту, за кордон не ушла. Он вполне разумно переписывал все, что возможно самой обычной шариковой ручкой и передавал записи одному из резидентов товарища Берии. Но это дело контрразведки и к нам отношения не имеет. Думал, что его шастания по информационной сети останутся незамеченными и то, что он выкачивал на полученные носители, согласно утвержденной, в том числе вами заявке, останется никем не замеченным. Ошибался товарищ!