Судьба наизнанку - Дмитрий Селин

Олега призвали в ряды уже в начале сентября, не дав отгулять положенный молодожёну медовый месяц. Почти десять дней он успел пробыть в сладком плену законной жены, как вечером девятого сентября получил повестку из военкомата. Не в почтовый ящик, привычным в преждепрошедшие времена порядком, а лично из рук обмундированного по уставу курьера. Расписавшись в получении и выслушав краткое, но настойчивое пожелание «не динамить и не затягивать», он вернулся к увлечённо занимавшейся зимними заготовками Веронике. На просторной кухне было не провернутся от расставленных трёхлитровых банок, ящиков с яблоками, огурцами, помидорами и прочими плодами чернозёмной земли, вплоть до фейхоа и патиссонов. Роль Олега во всем этом продуктовом марафоне была сугубо подсобная, заключавшаяся преимущественно в закатке банок многоразовыми крышками и транспортировке полученных продрезервов в очищенный от всякого холостяцкого барахла встроенный шкаф прихожей.

– Кто приходил? – обернулась к Олегу жена и тихо охнула, увидев зажатый в руке бланк повестки.

Поставив всё-таки последнюю пустую банку на стерилизацию, она бросила прихватки на пол и за два шага оказалась в объятиях стоявшего у открытой кухонной двери мужа.

– Ну, вот, – он постарался сказать эти слова как можно спокойнее, – призывают. Явиться завтра к девяти утра в районный военкомат.

Вероника ничего не сказала, спрятав лицо на широкой груди. После короткой паузы, показавшейся Олегу немыслимо длинной, она подняла голову. Слёз и прочего выражения слабости не было, лишь в серых глазах затаилась хорошо скрываемая от мужа печаль.

– Завтра, значит. Да, быстро закончился наш медовый месяц.

– Ты сядь, сядь, не волнуйся, – несколько суетливо произнёс Реутов, осторожно продвигаясь в обнимку с женой в сторону ближайшего табурета, – насколько я в курсе, резервистов-спецов призывают по милиционной системе.

– То есть, – постарался развеять невысказанные опасения Вероники Олег, – может, я в армию как на работу ходить буду, а ночевать дома. Ну, в крайнем случае, на неделю отбывать в расположение, а все выходные проводить с семьёй.

Вероника, не отрывавшая всё это время взгляда от мужа, двумя пальчиками вытащила зажатую в ладони Олега повестку.

– Не знала, что ты у меня спецрезервист, – сделала вывод после внимательного изучения бумажного квадратика Вероника, – здесь про это ничего не написано. Только твоя фамилия и адрес военкомата.

– А зачем про это писать? – удивился Олег, – и так понятно.

Он для пущей надёжности даже стал загибать пальцы.

– Во-первых, повестку принесли мне, уже отбарабанившему. Во-вторых, принёс её мне сержант, сразу под роспись. Журнал, где я расписывался, со штампом городской комендатуры, что знаешь, весьма редкое для нашей армии явление. В-третьих…

– Достаточно, – узкая ладонь легла на грудь Олега, – я понимаю. Закончим с консервированием и пойдем, прогуляемся. Под ручку.

Она улыбнулась, но в последний момент губы её слегка дрогнули.

Дополнение

– Заседание трибунала объявляется открытым и непрерывным до вынесения соответствующего решения, – Николай, сказавший слегка поднадоевшую за последние месяцы фразу, быстро расписался в «шапке» протокола и передал его Алексею. Пока два оставшихся «трибунала» визировали соответствующим образом размеченный лист формата А4, он раскрыл лежащую перед ним папку в твёрдом картонном переплёте и углубился в чтение представленных доказательств.

Алексей, расписался, так же, как Меркушев, поставил время рядом с расшифровкой и протянул лист третьему действующему лицу – зам. Департамента информации областного правительства, ранее известному харьковскому адвокату, Анатолию Борисовичу Хорману. Классическому, так сказать, представителю племени юридических защитников и консультантов – коренастому, лысоватому, с брюшком, вальяжному господину сорока пяти лет от роду в хорошо сшитом костюме. Не заглядывая в паспорт и родословную, можно с первых минут знакомства с уверенностью сказать, что папа его – юрист. Возможно, не в одном поколении.

Хорман буквально выхватил из рук Мишина протокол и со вкусом, медленно, расписался. Алексей с любопытством смотрел, как под паркеровским пером вытанцовывается изящно размашистая, многоуровневая и занимающая всё отведённое ей место подпись. «И не лень ему такие вензеля выводить?» подумал Мишин, наблюдая за почти моментальной каллиграфией.

Закончив с формальностями, Анатолий Борисович защёлкнул на ручке анодированный под золото колпачок, положил актуальное времени стило рядом с протоколом и с некоторым недоумением воззрился на спокойно сидевшего в кресле Мишина.

– Позвольте, Алексей Александрович, – слегка растягивая слова, спросил Хорман, – неужели вы читать ничего не будете?

Он указал слегка полноватыми пальцами левой руки на лежащий перед Алексеем стандартный файл-накопитель, точно такой же, как у Меркушева. Перед самим Хорманом на глянцевой поверхности стола лежал только протокол. Всё что нужно было по делу, он знал и так. Собственно, даже упакованные в привычный офисный формат они были не совсем актуальны, являясь лишь подобием предъявляемых обычному суду документов. Но суд этот был необычным, как и закон, по которому принимали решения собравшиеся втроём заместители начальников правительственных департаментов. Он был настолько за гранью прежнего, во всех смыслах этого слова, правового поля, что мог обойтись совсем без письменных, и вообще любых, доказательств. Единственным документом, обязательным к ведению, был упомянутый протокол. На гербовой бумаге с водяными разводами, впечатанной голограммой и вшитой по диагонали металлической полосой. Суть рассмотренного дела и приговор, ограниченные подписями, фиксирующими начало и завершение спецтрибунала по спецпреступлениям спецподсудимых – двенадцати тысяч государственных служащих гражданского аппарата власти Республики.

Отстроенная после Перехода (так решили ныне величать события раннего утра двадцать второго июня) пирамида госуправления на попаданских землях была проста и понятна, как кристаллическая решётка алмаза. Только за счёт формы и количества связей придающая, в общем-то заурядному углероду достойную прочность и чистоту.

Гражданин республики, вступающий на сложную, но весьма почётную во все времена должность служителя дел государевых, подписывал короткий, на одну машинописную страницу двенадцатого кегля, общественный договор. Получая немалые права – гарантированную зарплату, то, что ранее шло «соцпакетом» и другие радости жизни, включающее в себя обязательное владение оружием, претендент в бюрократы подписывался под немалыми обязательствами со своей стороны. Он, фактически, отказывался от ранее столь превозносимой и закрепленной в законах тайны собственной жизни. Нет, камер в квартире ему никто не устанавливал, но, например, разговоры по выданному из казны мобильному телефону, подлежали теперь обязательной записи. Не факт, что их слушали в режиме «реального времени», но хранились полученные подобным образом аудиофайлы не менее года. А там видно будет. Соответственно, так же фиксировались электронная переписка и транзакции в расчётной системе. Сплошное реалити-шоу «чиновники-за-стеклом-для-начальства», получается. Тонкость момента была в том, что соглашаясь работать на подобных условиях, претендент поначалу не считался настоящим чиновником – он был всего лишь и.о. госслужащего. Поэтому и договор был только общественным. Только спустя некоторое время и по результатам работы можно было пройти на ступень выше – из кандидата стать настоящим госслужащим. Договор в этом случае был почти такого же содержания, менялось только название на «государственный» и срок его действия – на десять лет. По завершении которых можно было уволится или подать на заключение нового договора. Ранее выйти из тесных рядов можно было только не по своей воле, о чём так же была соответствующая статья в подписанном обеими сторонами документе. Со стороны государства договор заключался от имени председателя республиканского правительства. Соответствующей службой его канцелярии.

Теоретически всё выглядело довольно красиво – эдакий гибрид «партии нового типа», кадровых методик конца двадцатого века и некоторых принципов мафиозных структур с уклоном к самурайской их разновидности. Одно но – действовать в этой весьма прилично разработанной схеме должны были реальные люди из постсоветских времён, никоим образом не застрахованные от банальных ошибок, возможных срывов и прошедших службу первичного психологического контроля комплексов. Тестирование при приёмке шло по серьёзным методикам из арсенала спецслужб, но стопроцентной уверенности в успешной работе прошедшего отбор кандидата, конечно, быть не могло. Рассчитывать на подобное было просто глупо и, собственно, только по этой причине в схему государственной власти был встроен внесистемный контур «обратной связи и управления». В данный момент собравшийся на свое очередное заседание для вынесения неизбежного окончательного решения.