Воспоминания (1865–1904) - Владимир Джунковский

22-го мая я пригласил хирурга Зеренина из Мариинской больницы, который определил ревматизм с воспалением коленного сустава, велел продолжать компресс, а так как салицилка уже не действовала, то прописал йод внутрь для всасывания. А главное, он запретил всякое движение, велел лежать с вытянутой неподвижной ногой.

23-го мая их высочества переехали в Ильинское, а мне пришлось остаться в Москве. Накануне отъезда великий князь зашел ко мне, был очень мил и любезен, просидел у меня больше часу.

Уход за мной был отличный, доктор навещал меня ежедневно, фельдшер приходил менять компрессы. Корнилов, управлявший конторой великого князя, навещал меня по нескольку раз в день. Великий князь хотел меня непременно перевезти в Ильинское, предлагал покойное ландо на резине, чтобы везти по шоссе, но доктора воспротивились.

Приехав в Ильинское, великий князь сейчас же прислал мне оттуда депешу, что они все думают обо мне и сожалеют, что меня с ними нет. Затем каждый день их высочества осведомлялись по телефону о моем здоровье.

24-го числа Зеренин осмотрел мою ногу и нашел острое воспаление сустава с накоплением жидкости, а также и воспаление сухожилий, прикрепленных к чашке, велел поставить мушку,[328] ногу в лубки, обложить ватой и забинтовать всю ногу от пальцев доверху. Мушка оказала действие, мне стало заметно лучше, и боли прекратились. Все время меня навещали добрые знакомые, так что я почти никогда не бывал один.

26-го хирург Зеренин нашел нужным поставить еще две мушки и раньше выяснения результата этих двух мушек запретил и думать о переезде. Все время я получал письма от моей сестры, которая меня очень утешала, так как здоровье матушки все улучшалось, и она начала ходить, могла уже совершать небольшие прогулки по саду.

29-го мая из Ильинского приехал Гадон, чтобы меня навестить, я ему страшно обрадовался, он привез мне огромный букет ландышей от великой княгини и сказал мне, что их высочества просят меня переехать в Ильинское, как только будет малейшая возможность, что все удобства для моей жизни и лечения мне будут предоставлены.

31-го мая их высочества приехали из Ильинского на освящение Боевской богадельни в Сокольниках. Как только они приехали, камердинер великой княгини принес мне три букета ландышей и один из васильков от ее высочества, причем на одном из букетов прикреплена была бумажка с четверолистным трефлем.[329] Днем ко мне зашел великий князь, просидел около часу и сказал мне, что мои комнаты в Ильинском меня ждут, что он сам развесил по стенам веселые картинки, чтобы мне не было скучно там лежать.

Вечером меня навестили Евреиновы, приехавшие из деревни, я очень обрадовался, привезли они мне две бутылки наливки и бутылку старого бургонского.

2-го июня приехал ко мне мой хирург и произвел эксперимент не из приятных. От мушек у меня все колено было покрыто тонкой кожицей, которую он снял как перчатку, и намазал его йодом. Я чуть не полез на стену, часа четыре после этого я не мог успокоиться. К счастью, пришли ко мне граф Стенбок и Жедринский, и мы повинтили. На другой день у меня завтракали Евреиновы, Гадон и Вельяминов, было очень симпатично; при них мне принесли от m-me Лукутиной чудный букет из лилий и роз.

4-го июня доктор Зеренин нашел у меня вновь скопление жидкости под коленом и поставил опять мушку, которая меня измучила страшно. В этот же день от Швабе приходил мастер, по поручению великой княгини, узнать, какое мне лучше сделать кресло для катания в Ильинском. Меня это до слез тронуло.

7-го июня великий князь был в Москве и заходил ко мне, очень был мил, как всегда, и выражал нетерпение, чтобы я скорее переезжал в Ильинское.

В этот же вечер меня навестили милые Юсуповы.

11-го июня, наконец, мне удалось переехать в Ильинское. Утром в этот день приехал ко мне хирург Зеренин, у меня болел локоть, он определил ревматизм, намазал йодом и велел принять салицилку, когда приеду в Ильинское. В 4.30 подали ландо на резине (тогда это была редкость) четверкой. Сели Гадон, доктор Зеренин и я. По дороге мы заехали в Покровское к Вельяминовым, они жили там на даче. У них немного побыли, напились чаю и уже без доктора двинулись дальше. По выезде из Покровского одна из лошадей стала бить задом, перекинула ногу чрез вагу,[330] упала и стала страшно биться. Пришлось выйти из ландо, отпрячь. Лошадь оставили в Покровском и уже на тройке доехали до Ильинского.

Погода была чудная, и я наслаждался всю дорогу дивным воздухом. В Ильинское приехали около 8-ми, Степанов с доктором Форбрихером меня дожидались, меня снесли наверх в мои комнаты, где все уже было готово, разложено. Кресло для катания стояло у двери. На столе стоял букет роз и трефль четырехлистник, прикрепленный к бумажке, на которой рукой великой княгини было написано «bonne santé».[331] На полке были разложены журналы великой княгини. Все стенки были увешены картинами из разных журналов, развешивал их сам великий князь. К моей кровати и дивану были проведены звонки. Одним словом, во всем была видна заботливая родная рука.

В это время в Ильинском шел обед. Как только встали из-за стола, великий князь пришел ко мне, был очень в духе, говорил, что так рад, что я наконец приехал, что воздух меня подкрепит и поправит. Вслед за мной приехал в Ильинское фельдшер-массажист, которого великий князь выписал из Москвы специально для меня.

Спал я первую ночь отлично, как давно не спал, очевидно, воздух на меня хорошо повлиял. На другой день было воскресение, и я, встав пораньше, надел сюртук и на костылях дошел до лестницы, с которой должны были сойти их высочества, чтобы идти в церковь. Мне хотелось увидеть великую княгиню раньше, чем она могла бы зайти ко мне, чтобы поблагодарить ее за ласку и заботы обо мне. В ожидании их появления я сел в кресло. Великая княгиня, увидев меня, трогательно направилась ко мне. Я ее благодарил, стараясь выразить ей всю мою самую глубокую признательность.

Двинулись в церковь, Гадон меня повез в кресле. Всю обедню я просидел у открытого окна церкви. По окончании обедни Гадон меня довез до дому, я остался в садике, где завтракал. Днем меня повезли по парку, я доехал до детей, которые очень смеялись, увидев меня в кресле. Я с ними немного проехался. Дмитрий Павлович и я в колясочках, Мария Павловна пешком. Они были очень милы, выросли страшно.

Обедал я уже у себя в комнате, так как пошел дождь. На следующий день, к сожалению, я заметил, что опухоль колена несколько увеличилась, вероятно, от переезда. В этот день, в 9 часов утра, был молебен в память освобождения от холеры, он ежегодно совершался 13-го июня. Я сидел в кресле во время молебна, затем меня свезли на теннис, но скоро пошел дождь, и надо было вернуться. Дождь лил целый день, что для моего здоровья было неважно, заболело плечо.