Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина - Владимир Набоков

В Россию, однако, попало более отшлифованное изделие. Слова в нем словно тронуты пуховкой жеманного сластолюбия, столь типичного для эпохи Дюфрени, но мелодия отличается изяществом и к 1820 г. давно стала любимым произведением издателей песен для детей и молодых девиц. К тому времени строки оригинала (слабый отголосок которых слышится в письме Татьяны, например, в строках 39 и 62) были забыты и заменены в различных носящих характер поздравления аранжировках более скромными:

Il faut vous appeler Julie,Ce nom nous tire d'embarras,Il rime trop bien à «jolie»Pour qu'il ne nous convienne pas.

<Bac следовало бы называть Юлией,Это имя избавляет нас от затруднений,Оно слишком хорошо рифмуется с «красивая»,Чтобы не подходить нам>.

Что-то в этом духе, обнаруженное в одном из старинных «Chansonnier des Grâces» <«Певец Граций»> или «Almanach chantant» <«Песенный альманах»>, и было процитировано Трике. Перелистывая страницы своих детских воспоминаний, я нахожу потускневший, но все же достаточно отчетливый — следующий мадригал, увиденный в каком-то старом песеннике или альбоме:

Chérissez ce que la natureDe sa douce main vous donna,Portez sa brillante parure,Toujours, toujours, belle Nina.

<Дорожите тем, что природаДала вам своей ласковой рукой,Носите это драгоценное украшениеВсегда, всегда, прекрасная Нина>.

Изъятие одного «toujours» («Toujours, belle Tatiana») <«всегда, прекрасная Татьяна»> обернулось бы восьмисложным трюком в случае с Трике. Следует заметить, что Пушкин в строках 13 и 14 игнорирует необходимое в соответствии с размером «е muet» <«e немое»> (но превращает в три слога итальянское «niente» <«ничто»> в главе Первой, LV, 7).

Имя Трике <«м-р Трюк»> — комедийное, и в несколько измененной форме было использовано Крыловым в его посредственном трехактном фарсе «Модная лавка», написанном в 1805 г. и впервые поставленном 27 июля 1806 г., где фигурирует наглый француз по имени мосье Трише <«м-р Ловкач»>.

«Niná» — это французское идиллическое имя, весьма модное в восемнадцатом веке. См., например, «Букет», диалог между «Ниной и Дафной», написанный Никола Жерменом Леонаром (1744–93).

Имя Татьяны произносится здесь (XXVII, 14) на французский лад — «Ta-tee-a-ná», — четыре слога с ударением на последнем.

Для сочиненной на скорую руку оперы Чайковского «Евгений Онегин» показательно, что его Трике выводит совершенно иную мелодию.

В произведении Дюфрени — Гранваля мелодия такая:

XXVIII

   И вотъ изъ ближняго посада   Созрѣвшихъ барышенъ кумиръ,   Уѣздныхъ матушекъ отрада, 4 Пріѣхалъ ротный командиръ;   Вошелъ... Ахъ, новость, да какая!   Музыка будетъ полковая!   Полковникъ самъ ее послалъ. 8 Какая радость: будетъ балъ!   Дѣвчонки прыгаютъ заранѣ;   Но кушать подали. Четой   Идутъ за столъ рука съ рукой.12 Тѣснятся барышни къ Татьянѣ;   Мужчины противъ: и, крестясь,   Толпа жужжитъ, за столъ садясь.

6 Музыка... полковая. Военный оркестр.

9 Девчонки прыгают. См. коммент. к главе Четвертой, XLI, 12.

10 кушать подали. Объявлялось дворецким о том, что обед готов, так: «Кушать подано».

13 крестясь. Указание на то, что русский перед обедом быстро крестится мелким крестом, сложив пальцы щепоткой и чертя над грудью крест в тот момент, когда садится за стол на поставленный для него стул (который лакей, стоящий сзади, пододвигает под него). Жест этот носит механический характер, никто не склоняет головы, не звучат слова молитвы; он немногим значительнее жеста, которым проверяют, все ли пуговицы на месте.

XXIX

   На мигъ умолкли разговоры;   Уста жуютъ. Со всѣхъ сторонъ   Гремятъ тарелки и приборы, 4 Да рюмокъ раздается звонъ.   Но вскорѣ гости понемногу   Подъемлютъ общую тревогу.   Никто не слушаетъ, кричатъ, 8 Смѣются, спорятъ и пищатъ.   Вдругъ двери настежъ. Ленскій входитъ   И съ нимъ Онѣгинъ. — «Ахъ, Творецъ!»   Кричитъ хозяйка: «наконецъ!» —12 Тѣснятся гости, всякъ отводитъ   Приборы, стулья поскорѣй;   Зовутъ, сажаютъ двухъ друзей.

4 рюмок. Намек на то, что речь идет скорее о стопках водки, чем о стаканах с вином.

5–8 Ритм этих строк, особенно в оригинале, очень похож на ритм стихотворения Свифта; ср.: «Журнал современной леди», строки 174–178:

И вот кричит один, другой,Не слышен там вопрос иной;Никто не хочет помолчать,Все норовят лишь покричать,Все одержимы страстью к разговорам…

В этот момент, вне всякого сомнения, Татьяна, у которой дыхание перехватило от изумления, вспоминает о громогласной нечисти, увиденной ею во сне — и в следующее мгновение она встречает смущающий ее взор Онегина.

9 двери. Имеется в виду двойная дверь, «porte à deux battants» <«дверь с двумя створками»>, иногда называемая, не вполне правильно, «раздвижной дверью», но «двойная дверь» также звучит двусмысленно.

10 Творец. Сполдинг допускает до смешного глупейшую ошибку: «„Ах! Наконец и автор [Ленский]!“ — кричит мамаша»).

12–13 всяк отводит / Приборы, стулья. Это звучит несколько невразумительно, так как глагол может также означать «определять», «выделять»; но наш поэт должен был бы добавить «им», если он хотел сказать, что приборы и стулья приготовлены для двоих вновь пришедших теми гостями, что «теснятся» (или, если понимать это место строго грамматически, «теснее прижимаются друг к другу»).

13 Приборы; 14 друзей; XXX, 1 Сажают прямо против Тани. Аллитерации «пр» и первая «др» (подхваченная затем сочетанием «тр») подготавливают чудесную инструментовку следующих строк, где звуки передвижения и «потеснения» в конце строфы XXIX повторяются в новом эмоциональном ключе (XXX, 2–3):

И, утренней луны бледнейИ трепетней гонимой лани…

Заметьте, что «утренней» прекрасно согласуется с «трепетной» — те же согласные, те же окончания, та же метрическая позиция в такой же медленно «замирающей» строке. Повторения окончаний «-ей» и «-ней» осуществляются на основе рифмы, замыкающей одну строку и переходящей в следующую посредством окончания в словах «утренней», «бледней» и «трепетней», которое переходит в «темнеющих» и в окончание «-ей» в слове «очей» (строки 4–5) — с эмоциональной аллитерацией «ч», прекрасно завершающей всю симфонию звуков:

Она темнеющих очей…

Между прочим, любопытно сравнить эту утонченную «утреннюю луну», символизирующую Татьяну, с «глупой» ночной луной, напоминающей лицо Ольги в главе Третьей, V.

XXX

   Сажаютъ прямо противъ Тани,   И, утренней луны блѣднѣй   И трепетнѣй гонимой лани, 4 Она темнѣющихъ очей   Не подымаетъ: пышетъ бурно   Въ ней страстный жаръ; ей душно, дурно;   Она привѣтствій двухъ друзей 8 Не слышитъ; слезы изъ очей   Хотятъ ужъ капать; ужъ готова   Бѣдняжка въ обморокъ упасть:   Но воля и разсудка влясть12 Превозмогли. Она два слова   Сквозь зубы молвила тишкомъ   И усидѣла за столомъ.

1–5 См. коммент. к XXIX, 13.

6 В отдельном издании глав Четвертой и Пятой напечатано «тайный» вместо снятого «страстный».