Озорные рассказы. Все три десятка - Оноре де Бальзак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из всего вышеизложенного никакого поучения нельзя извлечь, разве только то, что бывают в жизни вот такие несчастные встречи, ибо повествование наше истинно от начала до конца. Ежели случалось автору иной раз погрешить против правды, то сей рассказ заслужит ему прощение на соборе влюблённых.
Эпилог
Перевод Е. В. Трынкиной
Хотя на фронтисписе «Второго десятка» имеется надпись, из которой следует, что закончен сей десяток был в тёмную пору снегов и холодов, он выходит из печати в июне, когда всё кругом зеленеет. Бедная Муза, коей Автор подвластен, капризная, словно самая привередливая влюблённая царица, пожелала, чтобы плод её появился на свет среди цветов. Никто не может похвастать тем, что подчинил себе эту фею. Бывает, рассудок и мозг Автора поглощён серьёзными мыслями, а эта дрянная девчонка смеётся, шепчет на ухо приятности, щекочет своими пёрышками губы, шумит и расхаживает по всему дому. Но если писатель вдруг отвлекается от своих учёных трудов, говорит: «Подожди, дорогая, я сейчас!» и поспешно встаёт, желая составить компанию этой проказнице, – девчонка исчезает! Она забивается обратно в свою норку, прячется, сворачивается клубочком и хнычет. Возьмите ручную бомбарду, епископский посох или дамскую трость, замахнитесь хорошенько, побейте эту плаксу, обругайте на чём свет стоит, она всё равно хнычет. Сдерите с неё три шкуры – хнычет. Приласкайте её, приголубьте – хнычет. Поцелуйте, скажите: «Не надо, милая, хватит!» – хнычет. То ей зябко, то она умирает; прощай любовь, прощай смех, прощай радость, прощайте добрые истории! Наденьте траур, оплакивайте её смерть, хнычьте. И тут же она приподнимает головку, хохочет, расправляет белые крылья, взлетает неведомо куда, кувыркается в воздухе, переворачивается, показывает свой дьявольский хвост, женскую грудь, крепкие бёдра, ангельский лик, трясёт душистыми волосами, подставляет бока солнечным лучам, сверкает во всей своей красе, переливается всеми цветами радуги, точно голубиная шея, смеётся до изнеможения, роняет слёзы на дно морское, и рыбаки извлекают их оттуда в виде прекрасных жемчужин, кои потом украшают чело цариц, в общем, безумствует и играет, как вырвавшийся на волю жеребёнок, и дразнит своим девственным задом и прелестями такими, что при виде их даже папа римский продаст свою душу. И посреди всей этой кутерьмы, которую устраивает Автору необузданная бестия, раздаются голоса невежд и обывателей, кои говорят бедному поэту:
– А как же ваше обещание? Где ваш очередной десяток? Скверный из вас предсказатель. Да, вы стали знамениты! Вы пируете, а между пирами ни черта не делаете. Где плоды трудов ваших?
По природе своей я человек мирный, но порой мне до смерти хочется, чтобы хоть одного из этих докучателей посадили на кол и в таком виде отправили охотиться на крольчих. На этом завершается второй десяток. Пусть дьявол подпихнёт его своими рогами, дабы весёлый люд христианский хорошо его принял.
Третий десяток
Пролог
Перевод Е. В. Трынкиной
Некоторые пытаются выяснить у Автора, чем вызван столь горячий интерес к его рассказам, и как это ни года не проходит без их продолжения, и зачем, спрашивается, он в последнее время пишет ужасным этим слогом, от коего дамы на виду у всех хмурятся и морщат лоб, и отчего, и почему, и так далее, и тому подобное! Автор заявляет, что сии подковырки, рассыпанные, словно камни, на каждом шагу, чувствительно его задевают, и что он вполне осознаёт свой долг, дабы попытаться в этом прологе в очередной раз дать своим читателям и почитателям объяснения. Ибо, во-первых, дети нуждаются в том, чтобы их образумили, пока они ещё растут, начинают разбираться что к чему и учатся держать язык за зубами. Во-вторых, писатель видит, что среди голосистой публики есть немало неслухов, до коих, к сожалению, не доходит, о чём он толкует в своих Десятках. Прежде всего, знайте, что ежели некоторые добропорядочные дамы – я говорю «добропорядочные», поелику женщины бедные и бездомные подобных историй не читают, а предпочитают те, что никогда не публиковались, – так вот, дамы благородные и женщины зажиточные, исполненные веры в Бога и несомненно испытывающие отвращение к тому, о чём речь, читают озорные рассказы с благоговением, дабы приструнить-укротить злого духа и тем самым сохранить благоразумие. Вы понимаете меня, мои славные рогоносцы? Лучше носить рога из-за вычитанной в книжке истории, чем из-за истории с молодым любезником. Вы остаётесь в выигрыше, простодушные вы мои, ибо нередко вашу влюбчивую даму к вашей же пользе охватывают сильнейшие волнения и желания, вызванные этой самой книжкой. И таким образом мои Десятки способствуют приумножению населения страны, а также её жизнерадостности, чести и здоровью. Я говорю «жизнерадостности», потому что вы веселитесь, читая мои рассказы. Я говорю «чести», потому что вы оберегаете ваше гнёздышко от когтей вечно юного демона, коего кельты именуют Рогатым. Я говорю «здоровью», потому что эта книга побуждает к предписанной салернской церковью – во избежание мозгового полнокровия – любви и ласке. Пойдите, найдите подобную пользу от прочих листков, покрытых типографской краской. Ха-ха! Где же книги, от которых дети родятся? Нет их, и не ищите. Зато полным-полно детей, делающих книги, кои не порождают ничего, кроме скуки. Однако продолжу. Так вот, знайте, что хотя некоторые дамы, добродетельные по природе своей, но легкомысленные, во всеуслышание жалуются на содержание этих Десятков, однако, что приятно, многие и многие из них не только далеки от того, чтобы призвать Автора к ответу, но и признаются, что очень его любят, считают молодцом, достойным стать настоятелем Телемской обители, и что, сколько звёзд на небосводе, столько есть причин, чтобы он не бросал перо, коим начертал свои рассказы, невзирая на брань и оговоры, они желают также, чтобы он
