Как мы делали реформы. Записки первого министра экономики новой России - Андрей Алексеевич Нечаев

и тому подобные, вызывали в парламенте бурные дискуссии. А многие депутаты видели свою главную функцию в выбивании денег у правительства по любым направлениям, совершенно не считаясь с реальными возможностями бюджета страны.

Часто под видом концептуальных расхождений выступала просто чистая борьба за власть и амбиции руководителей парламента. Почти всегда присутствовало желание уличить правительство в некомпетентности, а иногда и в сознательном разрушении экономики. Подчас Верховный Совет шел на конфронтацию с президентом и правительством ради конфронтации как таковой. Слишком уж раздражало его это молодое, образованное, решительное правительство, с одной стороны, постоянно пытавшееся заставить парламентариев принимать непростые экономические решения, а с другой – мешавшее раздавать деньги направо и налево.

Справедливости ради нужно сказать, что мы вели себя по отношению к Верховному Совету тоже довольно задиристо. Вместо того чтобы терпеливо втолковывать депутатам прописные истины, искать компромиссы, мы слишком часто, особенно на первом этапе, уличали их в малограмотности или откровенном лоббизме. Терпимости в нас было маловато и взаимного уважения, в общем, могло бы быть и побольше. Хотя, честно говоря, слушать депутатов часто было мучительно тяжело, а уж искать компромиссы тем более, особенно с учетом какой-то необыкновенной страсти большинства парламентариев, начиная со спикера, поучать всех и вся, и прежде всего правительство.

Одной из любимых тем депутатов, в рамках которой они пытались уличить правительство в непрофессионализме и даже склонности к махинациям, было использование валюты. Главный тезис Верховного Совета состоял в том, что мы неизвестно что делаем с валютой и неизвестно как о ней отчитываемся.

О состоянии валютных резервов страны на стадии нашего прихода в правительство я уже рассказывал. Делить и тратить было практически нечего. Но дело даже не в этом. Показатели валютного баланса включались в общий финансовый баланс и бюджет страны, которые представлялись нами на рассмотрение и утверждение депутатам. При этом они, разумеется, пересчитывались в рубли. Этого парламентариям казалось недостаточно, и они все время требовали, чтобы мы давали отчет об использовании непосредственно валюты и представляли валютный баланс им на утверждение.

Некоторое минимальное лукавство в представлении в Верховный Совет обобщенных показателей с нашей стороны было. При этом, спаси Господи, речь не шла о сокрытии распоряжения валютными средствами в каких-то корыстных или личных интересах. Просто тяжелейшее положение с валютой требовало принятия оперативных решений (о режиме работы валютно-экономической комиссии правительства я уже рассказывал выше), и долгое утверждение этих расходов в парламенте сильно затруднило бы работу. Повторюсь, все валютные затраты находили отражение в финансовом балансе, бюджете и отчете о его исполнении, а давать Верховному Совету возможность вмешиваться в оперативное управление валютой, что он очень хотел делать вопреки принципу разделения властей, большого желания у нас не было.

Другой темой для постоянного «бодания» с Верховным Советом было обвинение правительства в том, что оно занижает прогнозируемую инфляцию и тем самым занижает планируемые доходы бюджета. Соответственно, недооцененными, по мнению парламентариев, оказывались и возможные расходы бюджета, что лишало депутатов радости поделить бо́льшие суммы, чем они делили. Для противодействия подобным ухищрениям правительства при Верховном Совете был создан специальный контрольно-бюджетный комитет (некий прообраз будущей Счетной палаты). Формально его функцией было отслеживать собираемость налогов, формирование доходов и использование бюджета. Де-факто он пытался контролировать все направления финансовой деятельности правительства. Комитет имел неплохих специалистов. Возглавляла его бывшая руководительница финансового подразделения Министерства экономики РСФСР. Я ранее не взял ее во вновь созданное на базе союзного и российского ведомств министерство просто потому, что в союзном министерстве были более сильные финансисты, хотя она была опытным и квалифицированным специалистом. Видимо, некоторая естественная обида заставляла эту даму «рыть землю», уличая правительство во всех смертных грехах.

Возглавляли это наступление на правительство председатель парламентского Комитета по бюджету, налогам и ценам, бывший председатель Госплана Татарии Юрий Воронин и его заместитель Александр Починок, который вскоре возглавил комитет. Он тогда был одним из главных если не идеологов, то уж точно практиков борьбы с правительством со стороны Верховного Совета на почве конкретных цифр, бюджетных показателей, доходов и расходов бюджета.

Впоследствии, уже после разгона Верховного Совета, Александр Петрович, как и многие депутаты, не поддержавшие Хасбулатова, был взят в структуры исполнительной власти и возглавлял налоговую службу. В итоге Починок оказался в числе горячих сторонников Гайдара, стал членом партии «Демократический выбор России», депутатом Госдумы от демократического блока. Но в то время, я помню, он все время пытался нас уличить в том, что мы занижаем доходы бюджета для того, чтобы потом, когда бюджет будет перевыполнен по доходам, мы могли независимо от Верховного Совета произвольно осуществлять расходы.

Доля истины в этом была. Подобным инструментом подстраховки пользуются все правительства, включая нынешнее российское. И нормальный парламент, в отличие от современной Государственной Думы, всегда подобным попыткам противостоит. В итоге парламентских дискуссий вокруг бюджета в цивилизованном обществе и рождается его сбалансированный, отвечающий современным задачам страны и ее финансовым возможностям вариант.

Сразу подчеркну, что желание тратить собранные в бюджет дополнительные средства без предварительного утверждения парламентом не было главным мотивом осторожности правительства при оценке доходов бюджета. Мы в большей степени боялись завысить доходы, что привело бы к еще большему дисбалансу с расходами, который и так был слишком велик. Рассчитывая «сдержанный» вариант доходов и расходов, мы учитывали не только потенциальную налоговую базу, но и собираемость налогов, проблема которой тогда, с учетом изменения налоговой системы и неопытности налоговых служб, стояла достаточно остро. Впрочем, она остается актуальной, хотя и менее острой, и поныне, несмотря на наличие Налогового кодекса и значительное укрепление налоговых служб.

Была и вторая причина. Мы не хотели закладывать в бюджет повышенные показатели прогноза инфляции, поскольку это порождало бы дополнительные инфляционные ожидания, которые сами по себе всегда, а в то время особенно, играют роль существенного инфляционного фактора. Остаются они таковыми и сейчас, что является предметом особой заботы нынешнего Центробанка, отвечающего теперь за инфляцию. Отчасти поэтому правительство и Центральный банк все последние годы закладывают в бюджет параметры инфляции, которые в дальнейшем оказываются ниже фактических, часто заметно. К сожалению, Верховный Совет отказывался воспринимать все эти рациональные аргументы и упорно гнул свою линию на «бумажное» наращивание доходов и расходов бюджета, которые распределялись в дальнейшем в виде дополнительного финансирования или предоставляемых льгот по налогам. Все это было бы не так драматично, если бы дефицит бюджета не исчислялся цифрами выше десяти процентов ВВП.

Справедливости ради нужно сказать, что иногда парламентарии пытались найти и подсказать правительству реальные дополнительные источники доходов или упорядочения расходов. Я уже упоминал постановление Верховного Совета о введении в действие закона о бюджетной системе Российской Федерации на 1992 год, которое отменяло