Gelato… Со вкусом шоколада - Леля Иголкина

личина под номером, наверное, два мне отвечает. — «Будьте так любезны, предложите по всей форме» — а язвительность совсем не уменьшается. С этим определенно что-то нужно, пока не стало слишком поздно, делать…

— Доброе утро, Петр, — откуда-то раздается голос хозяина «гостиницы», в которой я ночевал.

Тебя только и не хватало для полноты неутешительной картины.

«Я уеду. Все понятно. Здесь не дом терпимости, а у тебя, Сереженька, бессонница и такая же больная голова, как у меня сейчас» — хлопаю ладонями по задним карманам джинсов, тактильно разыскивая никотиновый допинг, который, возможно, приведет растрепанное состояние в порядок, а возможно, отравит меня и сократит срок службы всех внутренних органов лет так на пять.

— Доброе утро, Сергей Максимович, — смотрю на приближающегося ко мне Смирнова.

Он скатывается с невысокого холма, словно колобок. Сколько ему? СМС значительно моложе моего отца, а выглядит… Выглядит, как сучий мальчик, лет на сорок пять, если бы не седина в висках и пробивающейся плотным строем щетине на вечно скалящейся роже, Сереженька мог бы на смотринах женихов дать заводного джазу и выторговать себе еще пару-тройку восемнадцатилетних жен. Интересно, а на Кубе приветствуется многоженство? Его благоверная, например, не будет против, если папочка уложит еще одну в их королевскую кровать?

«Да-а-а, сука, как я недоспал!» — дергаю губами и хищно выпускаю зубы.

— Пройдемся? — с места в карьер выступает только-только подошедший ко мне Смирнов.

— Пройдемся? — прекрасно расслышав то, что он спросил, зачем-то еще раз уточняю.

— Да, именно. Возражения?

— Э-э-э-э…

Да как бы нет! Но к чему все это? Догонимся моралью, которую мне вчера не дочитали, потому что декламатор зевал и смеялся надо мной, пока я ползал перед ним, в ладони собирая виртуально опавшую весеннюю листву, давая полураздетой стерве последний шанс спрятаться в своей каморке и не отсвечивать в лунном свете топлесс, который я, откровенно говоря, так и не успел как следует рассмотреть, зато приобрел бессонные часы и плохое настроение. Этот хмырь не вовремя явился… И вот гребаное дежавю, по-видимому, снова подкатило.

— Пока там готовится завтрак, у нас с тобой есть минут двадцать-двадцать пять наедине. Возражения, Велихов?

Какие тут возражения, здесь исключительно уважение и большой почет:

— Сергей М…

— По имени и все. Мы с тобой вот с такого возраста знакомы, — рукой касается своих щиколоток, словно присядку танцует, — поэтому оставим отчества, как говорят, для подчиненных. Никогда не понимал своего отца, который просил его не терроризировать любезным обращением и тем прибавлять года, а сейчас полностью копирую его поведенческую фишку с посторонними или давно знакомыми мне людьми. Короче, Велихов, мы договорились?

Я все же жутко недоспал! Ну, ни черта не понимаю! Вот ни грамма из того, что он сказал, я лично не догнал. Однако:

— Договорились.

— Идем, — он подхватывает меня под локоть и куда-то тянет, без конца оглядываясь назад.

— Мы от кого-то скрываемся? — осмеливаюсь и, подловив его движение, в точности копирую. — За нами что, следят?

— У тебя сигареты есть? — шипит Смирнов, испуганно посматривая на странно притихший сумасшедший дом.

— Есть.

— Вот и хорошо. Идем-ка в лесок.

В лесок? Это шутка? Там я выкурю последнюю, как перед казнью сигарету, угощу, естественно, своего палача, а потом с достоинством и не на коленях испущу грешный дух? Красиво! Жаль только, что я не сказал отцу, куда иду. Думаю, Гриша бы подсуетился и вытянул нерадивого сынка из петли, которую ему свивает не один час сей странный крендель.

— Сергей, по поводу того, что…

— Ты больше, сынок, не пугай мою жену, — сипит Смирнов. — У чики расшатаны нервы последними не радужными для семьи событиями: сначала Юла, внук, а потом циклоп. И на финальную закуску, которую мы не заказывали — согласись, является здоровый хрен, нахально считающий, что имеет право спать с приболевшей дочерью в ее комнате и одной кровати. Как считаешь, это правильно и верно?

— То есть?

— Что не понятно?

— Ничего не было…

Да мне и нельзя, если честно.

— Вообще не желаю знать про это. Не наше дело! Но это было в первый, — он вдруг резко осекается, останавливается и следом тормозит меня, затем мягко поворачивает, практически ровняет, выставляя мое тело в точности напротив себя, и вытаращившись, как испугавшийся глубокого оврага горный козел, пристально всматривается в мои глаза, — в первый же? — прищурившись, еще раз уточняет количество моих таких себе свиданий с симулирующей, но не приболевшей дочерью. — Велихов?

— Да.

— Что «да»? «Да» — первый и всего один или ты на фамилию отозвался? М?

— «Да» — первый! — на количественной характеристике хлопаю ресницами и, как недалекий, открываю рот.

Смирнов громко выдыхает и смеется:

— Врать не умеешь?

Отнюдь! В этом деле я весьма талантлив. Я навешиваю чуши, как дышу. Сколько у меня тайн и недоговоров — сразу и не перечесть. Да я даже себе брешу, словно недалекая собака, которой ротяку раскрывать все равно на кого, но свой «гав» надо обязательно с вызовом пролаять.

— Сергей… — опускаю голову и рассматриваю сосновую подстилку, на которой мы стоим.

— Плату за ночлег я не возьму. Все бесплатно!

Итить! А могло быть как-то по-другому?

— Спасибо, — хмыкаю, пренебрежительно изгибая верхнюю губу.

— Не ерничай, дружок. И не зазнавайся, на всякий случай. Мы в расчете, «добрая подружка»?

Что он имеет в виду?

— Я…

— У меня не хостел, не ночлежка для тех, кому некуда идти, не церковь для заблудших душ. Угу?

Все понятно, но только с этим.

— Знаю, — громко выдыхаю и снова прячу от него глаза. — Подружка?

— Ладно-ладно, забыли, — хихикает Смирнов и давится языком. Закашливается до покрасневшей кожи и обильных слез из глаз. — Считай, что это баш на баш.

Он все знает. Знает все! О нас. О том, что мы с Антонией чудили до ее лживых чудо-встреч с Егором. Откуда? Она, что ли, специально растрепала? Исключительная идиотка.

— Ну, угости, что ли? Кажется, далеко ушли, — заглядывает мне в лицо, как будто