Шпион в Юрском периоде - Геннадий Прашкевич

— Знаешь, кто мы?

Я обернулся.

Ребята хорошо выпили.

— Что тут знать? — хмыкнул я. — Один лысый, другому жарко. Ну и денек! Тут все такие общительные?

Лысый обиделся:

— Ты, гляжу, не очень любезен.

— Зато не навязываюсь! — отрезал я. — Назови я тебя волосатым, ты бы больше обиделся. Правда? — И предупредил: — Я здорово устал. Давайте без этих штучек — сломанные стулья, разбитые бутылки. Правду вам говорю, мне не до драк.

У них хватило ума рассмеяться:

— Похоже, ты с запада? По выговору слышно.

Я кивнул.

— Мы присядем?

Я не хотел этого, но возражать не стал.

Они устроились за столиком и с большим интересом уставились на меня. Лысый улыбался на всю катушку, второй неутомимо менял платки — пот с него так и лил. Я дожевал бифштекс и насухо протер тарелку корочкой хлеба. Это почему‑то понравилось им.

— Знаешь, почему сегодня в нашем городе весело? — спросил лысый.

— Весело? — Я оглянулся.

— Ну да, ты с запада, ты не знаешь, — с некоторым превосходством кивнул лысый. — Все вы там, как эти… — Он поискал сравнения, но ничего весомого не нашел. Даже взглянул на своего потного приятеля, но и у того не нашлось подсказки. — Ну да ладно. У нас вроде как праздник. Сегодня вернулся Гинсли.

— Поздравляю. Кто это?

Они переглянулись:

— Тебе ничего не говорит это имя? — Они были поражены.

— Как двухлетнему ребенку вывеска Липписа.

Я помахал рукой бармену:

— Кофе! Двойной.

— Зря, — сказал лысый.

— Почему? Я всегда в это время пью кофе.

— Я о Гинсли, — пояснил он. — За здоровье Гинсли можно пропустить стаканчик бесплатно. Так сам Гинсли решил. Ему тут принадлежит полгорода, а вторая половина полностью зависит от него. И вот он вернулся.

Бармен принес кофе и действительно три стаканчика.

— Оплачено, — важно сказал он.

— Мистер Гинсли?

— Конечно.

— Он путешествовал? Далеко, наверное?

Они переглянулись и с еще большим любопытством уставились на меня:

— Ну да, это вроде так. Он большой путешественник, наш Гинсли. Хорошо, в этот раз он попал не в Синг–Синг, а в новую тюрьму Виберна. Не хотел платить залог. Но там вокруг химические заводы, долго не посидишь. Вот он плюнул на все, заплатил кому надо и вернулся.

— Ну, всякое бывает… — заметил я неопределенно. — Раз вы всем городом отмечаете возвращение Гинсли, значит, он этого заслужил.

И спросил бармена:

— Где у вас телефон?

— У входа.

Я оглянулся. У входа стояли пять столиков, и все были заняты.

— А если с удобством? Чтобы никому не мешать?

— Тогда пройдите в коридорчик, там будет дверь. Это мой кабинет, — сказал бармен важно (он владел этим баром). — Но за отдельную плату.

— Конечно.

Кабинет оказался крошечной комнаткой, без окон.

Я включил свет и поднял трубку. Почему, черт побери, Юлай действительно ни разу не назвал имени доктора Хэссопа?

Долгие гудки.

Я заново набрал номер и вновь услышал гудки.

Даже автоответчик не включился. Странно. Закурив, я вернулся за столик.

— Быстро ты, — сказал потный.

Я кивнул.

— Умеешь делать дела.

Я кивнул.

— Где ты остановился? — Они явно уже считали меня своим другом.

— Пока нигде, — пожал я плечами. — Может, посоветуете? Что‑нибудь такое, без роскоши, но с удобствами.

— “Паркер–хаус”! “Карильон”! — в один голос сказали лысый и потный.

Но бармен не согласился:

— Человеку вполне подойдет кемпинг. Их тут много, и все они полупустые. Летний сезон кончился.

— Кемпинги, небось, принадлежат Гинсли?

— А то!

— Тогда пропустим еще по стаканчику.

Я взглянул на бармена:

— И себе налейте. За мой счет.

2

На этот раз доктор Хэссоп ответил.

Он ничем не выразил своего удивления, но дал понять, что рад тому, что я всплыл. Он так и сказал — всплыл, как об утопленнике.

И замолчал.

Ждал, что я скажу.

— Этот список… — Я знал, что через пятьдесят секунд техники выдадут ему мои точные координаты. — Он изменился?

Доктор Хэссоп лаконично ответил:

— Крейг.

— Это попало в газеты?

— Да, но не на первые полосы.

— Неужели еще ни один кретин не связал все эти случаи воедино?

— Этому мешают.

— Кто?

Он не ответил.

Я спросил:

— А кто он, этот Крейг?

— Инженер–электронщик. Крупный специалист.

— Похоже на историю со стариком? — Я имел в виду Беллингера.

Он вздохнул:

— Когда тебя ждать?

— Не знаю.

3

Устроился я все же в кемпинге.

Он был разбит милях в трех от кладбища кораблей, но не это повлияло на мой выбор. Никаких дел с Юлаем я иметь не хотел, возвращаться к лодке не собирался, а кемпинг удачно вписывался в осенний, выбегающий на берег лес. Желтая листва, уютные, посыпанные песком дорожки. Да и домики оказались удобными; в каждом просторная комната, душ, коридорчик, даже крохотная кухонька. Разговаривал я с самим хозяином. Нервный, худой, он чрезвычайно обрадовался тому, что я выбрал именно его заведение. “Вам кто‑то рекомендовал этот кемпинг?” — “Друзья”. — “Сколько времени предполагаете пробыть? Примерно неделю? Разумно”. Он смешно шепелявил. “Разумно, очень разумно. Погода у нас меняется каждый день, все оттенки почувствуете”.

Я взял несколько банок пива, минеральную воду, пару кокосов и тяжелый нож.

— Умеете вскрывать кокосы? Будьте осторожнее, нож тяжелый и острый, легко пораниться.

Хозяину кемпинга в голову не приходило, что я беру нож не ради кокосов.

От себя он добавил зелени и кусок копченого лосося (за счет заведения). “Я и сам люблю коротать вечера в одиночестве”. А если понадобится, добавил он, в домике есть телефон.

4

Коридорчик оказался теснее, чем я думал, но это меня порадовало. Я не хотел, чтобы в нем толкались сразу пять человек. Окна закрывались плотными жалюзи — снаружи вряд ли разглядишь, что делается в комнатке. Дверь в кухню открывалась прямо из коридора — тоже удобно, если кто‑то попытается войти без приглашения. А если оставить на кухоньке свет, а самому лечь в неосвещенной комнате, позиция хоть куда, дает несомненные преимущества. Я был уверен, что если Юлай решил меня вернуть, его люди появятся уже сегодня.

“Мы лечим…”

Я бросился на диван, лицом к открытой двери.

День уходит. Приходит вечер. Скоро зазвучат охотничьи рога.

Первое дело — добыть оружие. Большие надежды я возлагал на тесноту коридорчика. С теми, кто окажется в коридорчике, я справлюсь и ножом. А после…