Под черным флагом. Истории знаменитых пиратов Вест-Индии, Атлантики и Малабарского берега - Дон Карлос Сейц

мимо мыса Антонио, когда на якорной стоянке в 3 милях от берега были замечены три небольшие шхуны, шлюп и открытая баржа. О том, что последовало за этим, лучше всего рассказал капитан Данэм в своем «Дневнике путешествий», опубликованном через несколько лет после этого события:

«Примерно через 15 минут вся эта флотилия подняла якоря и подошла к нам. Одна из самых больших шхун приблизилась к нам на расстояние мушкетного выстрела, дала залп из пушки, на что мы ответили своим выстрелом, а остальные суда окружили нас со всех сторон. Самая большая шхуна немедленно выслала в нашу сторону шлюпку, в которой сидело восемь или девять человек. Они пошли на абордаж с мушкетами и саблями наголо; помимо этого, у каждого пирата на поясе висело по длинному ножу и кинжалу. Как только они оказались на палубе, один из них на ломаном английском несколько раз крикнул слово «Вперед!», указывая при этом на полубак. Старший помощник, матросы и два пассажира побежали туда же и запрыгнули в полубак. Я сильно ослабел после болезни и тащился медленно, и тот, кто командовал пиратами, начал бить меня плашмя своей саблей. Я сказал ему, что болен и не могу идти быстрей, но он ответил мне: «Nao entendo» («Не понимаю»). Как я узнал позже, он был португальцем, и, не понимая этого языка, я, как мог, извинился на французском, надеясь, что он поймет, но тот не оставлял мою спину в покое и продолжал лупить по ней, пока мы не добрались до полубака, а когда я спускался вниз, он сильно ударил меня по голове и захлопнул люк, где мы сидели около получаса. Пираты тем временем обыскивали судно. Выпустив нас из заточения, они приказали матросам подойти поближе к берегу и встать на якорь, что они и сделали. Пока мы шли в сторону берега, разбойники заявили, что если я отдам все свои деньги, то меня и судно отпустят. Я с готовностью согласился, надеясь спасти судно и груз. Я отдал им все деньги, что у меня были, в сумме 480 долларов золотом и серебром. Получив их, пираты взломали наши рундуки, вытащили всю одежду и нацепили на себя самые лучшие рубашки и жилеты.

Поставив мое судно на якорь, разбойники расположили самую большую шхуну вдоль нашего борта, а остальные суда встали на расстоянии нескольких десятков ярдов от нас. После этого они подняли кроваво-красный флаг – знак смерти. Мне приказали спуститься в каюту, где один из пиратов нашел бутылку спиртного. Держа ее в одной руке, другой, вытащив саблю, он отсек ей горлышко. Держа оружие над моей головой, он сделал мне знак отпить, я выполнил его приказ с большим трудом, опасаясь порезаться. После этого он подошел к ящику со спиртным, стоявшим в каюте, достал несколько бутылок и заставил меня отпить из каждой. После этой церемонии один из пиратов вытащил из ножен длинный нож и, схватив меня за волосы, вздернул мою голову и несколько раз провел им вдоль моего горла со словами: «Я хотеть тебя убить». Вскоре еще один пират подошел ко мне с кинжалом, которым он слегка кольнул меня два или три раза, приговаривая: «Я так и так тебя убить». После этого меня выпустили из каюты и заперли в полубаке вместе с матросами и пассажирами. Нашего кока забрали на шхуну, стоявшую рядом с нами. Несколько пиратов поднялись на борт моего судна и искромсали прямой парус, топсель и брамсель, а затем забрали наш фок, весла и шлюпки, испортили такелаж, забрали себе компас, квадрант, все наши койки и постельное белье, чайник, посуду, ножи, вилки и ведра – словом, лишили нас всех кухонных принадлежностей, оставив голый камбуз. Какое-то время мы оставались в полубаке, как вдруг неожиданно открылся носовой люк и старшего помощника вызвали на палубу. Люк снова захлопнулся, и мы остались в темноте и полном неведении. Вскоре мы услышали, как избивают старшего помощника. Когда шум стих, мы услышали громкий приказ: «Огонь!» – а через мгновение другой голос произнес: «Бросьте его за борт!» Один отчаявшийся матрос, по имени Билл, бросился к своему рундуку, чтобы достать бритву и перерезать себе глотку, закричав, что будь он проклят, но он не позволит этим негодяям убить его.

Но пираты до этого уже вытащили из рундуков матросов все, что было в них ценного, в том числе и бритву Билла. Через некоторое время люк снова открылся, и захватчики велели одному из матросов выйти на палубу. В полубаке их было четверо. Они взглянули друг на друга, и любимый всеми матрос Браун встал и обратился ко мне со словами: «Капитан, мне все равно, когда умереть – первым или последним», после чего крепко пожал мне руку и добавил: «Прощайте». Я посоветовал Брауну разговаривать с пиратами по-французски, поскольку мне показалось, что среди них есть французы, а он хорошо знал этот язык. Когда он поднялся на палубу, я услышал, что он произнес несколько слов по-французски, но после этого по звукам, доносившимся до нас, мы поняли, что его жестоко избивают. Когда избиение закончилось, мы снова услышали слово «Огонь!» и приказ выбросить тело за борт. Вскоре после этого люк открылся, и нам крикнули, чтобы выходил капитан. Я с трудом выбрался из люка, поскольку был очень слаб; мне сказали, что если я не скажу, где хранятся деньги, то со мной поступят точно так же, как со старшим помощником и матросом, а потом выбросят тело за борт. Я настаивал, что денег на борту нет, и убеждал их обыскать судно. Мне указали на старого испанца и сказали, что это коммодор, я спросил, что ему от меня нужно, и посмотрел ему в лицо. Он ответил, что ему нужны мои деньги. Я сказал, что денег у меня нет, а если бы и были, то давно отдал бы ему; судно принадлежит ему, но лишать меня жизни он не имеет права, поскольку у меня есть семья, которую я должен обеспечивать. До этого тот, кто меня подгонял, нарисовал мелом на палубе круг и велел мне: «Стоять на месте», после чего принялся избивать меня тяжелой пиратской саблей плашмя и бил до тех пор, пока моя рубашка не окрасилась кровью. Во время моей беседы с коммодором, поняв, что все мои мольбы бесполезны и сил у меня больше нет, я решительно встал в круг, начертанный для меня, надеясь, что получу пулю прямо в сердце. Я боялся, что если буду только ранен,