Берлин, Александрплац - Альфред Дёблин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И все находится в том же положении, что и в начале. Но читателю необходимо уяснить себе, что это уж больше не та же змея кобра. Это уж больше, как видно, не наш старый Франц Биберкопф. В первый раз его обманул его приятель Людерс, и он полетел вверх тормашками. Во второй раз его заставили стоять на стреме, но он не захотел, и тогда Рейнхольд выбросил его из автомобиля под другую машину, которая и прошла по нему. Теперь с нашего Франца довольно, да и со всякого другого простого смертного было бы довольно. Он не удаляется в монастырь, он не кончает с собой, а вступает на тропинку войны, становится не только сутенером и преступником, но и заявляет: а вот я нарочно! И теперь вы увидите Франца, как он не только танцует себе один и наслаждается жизнью и насыщается, но и как он кружится в пляске, в свистопляске с чем-то другим, ну-ка, пусть оно покажет свою силу, посмотрим, кто сильнее из нас двоих.
Когда Франц вышел из Тегеля и снова смог свободно передвигать ноги, он громко произнес клятву: я хочу быть порядочным человеком. Сдержать эту клятву ему не дали. И вот теперь он хочет посмотреть, что он вообще еще может сказать. Он хочет спросить, должен ли он был лишиться руки и почему? А может быть – почем знать, что делается в голове у такого человека, – может быть, Франц хочет раздобыть себе у Рейнхольда новую руку?
Книга седьмая
В ней молот обрушивается, обрушивается на Франца Биберкопфа.
Пусси Уль, наплыв американцев, как пишется по-немецки «Вильма»: через «ве» или через «фау»?
На Александрплац ковыряют да ковыряют. На углу Кенигштрассе и Нойе-Фридрихштрассе собираются снести дом напротив магазина обуви Саламандра, дом рядом уже ломают. Проезд под виадуком городской железной дороги у вокзала Александрплац становится крайне затруднительным – там устанавливаются новые фермы для железнодорожного моста; сейчас можно видеть внизу красиво выложенную кирпичом выемку, в которую будут упираться ноги фермы.
Кто хочет попасть на вокзал, должен подняться и затем спуститься по небольшой деревянной лестнице. Погода в Берлине стала свежее, часто идет дождь, от этого сильно страдают шины автомобилей и мотоциклеток, то и дело машины скользят, происходят столкновения, вызывающие затем предъявление исков об убытках и так далее, достается при этом часто и людям – все из-за погоды. А вы слышали о трагической судьбе летчика Безе-Арнима?[590] Его допрашивали сегодня в сыскном как главного виновника убийства старой отставной проститутки Пусси Уль, мир ее праху. Безе, Эдгар, устроил в ее квартире стрельбу, он, как говорят криминалисты, всегда отличался странностями. Однажды, на войне, он был сбит неприятельским летчиком в воздушном бою на высоте 1700 метров, с этого и началась жизненная трагедия летчика Безе-Арнима, лишившегося впоследствии всего состояния и уже под чужой фамилией попавшего в тюрьму; последний акт этой трагедии еще впереди[591]. После поражения в воздухе Безе уехал на поправку домой, и там директор какого-то страхового общества выманил у него все деньги. Потом оказалось, что этот «директор» – вовсе не директор, а высшей марки аферист и что таким простейшим способом деньги перешли от летчика к налетчику и у летчика не осталось ни гроша. С того времени Безе именует себя Оклэром. Ему, оказывается, стыдно перед своей родней, что он так влопался. Все это выяснили сегодня утром в полицейпрезидиуме «быки» и занесли в протокол. В протоколе значится также, что Безе, он же Оклэр, вступил теперь на путь преступления. Однажды его уже приговорили на два с половиной года тюремного заключения и, так как он именовал себя тогда Крахтовилем, выслали после отбытия наказания в Польшу. После этого как будто и произошла у него в Берлине какая-то особенно скверная и темная история с Пусси Уль. Пусси Уль переименовала его с особыми церемониями, о которых мы лучше не будем распространяться, в «фон Арнима»[592], и все, что он с тех пор натворил, он натворил под фамилией фон Арним. А во вторник 14 августа 1928 года фон Арним всадил этой Пусси Уль несколько пуль в живот – за что и как, об этом вся их шайка упорно молчит, что ж, такие люди умеют держать язык за зубами, даже когда стоят перед палачом! Ибо с какой стати они будут откровенничать с «быками», которые искони являются их заклятыми врагами? Известно только, что в этой истории играет какую-то роль боксер Гейн, и всякий, мнящий себя знатоком человеческой души, ошибется, предполагая, что мы имеем тут дело с драмой ревности. Лично я готов голову отдать на отсечение, что тут нет и тени ревности. А если есть ревность, то ревность на почве денег, причем деньги – главное. Безе, как уверяют в сыскном, совершенно подавлен; блажен, кто верует. Будьте благонадежны, этот молодчик, если он вообще подавлен, то разве только потому, что теперь «быки» будут докапываться до всей его прошлой жизни, в особенности же он злится на себя, что палил в старуху Уль. Ибо чем же он теперь будет жить, и он думает: эх, только б не сдохла, старая стерва! Теперь вы достаточно знакомы с трагической судьбой или жизненной трагедией летчика Безе-Арнима, сбитого неприятелем на высоте 1700 метров, мошеннически лишенного состояния и отсидевшего под чужой фамилией в тюрьме.
Наплыв американцев в Берлин продолжается[593]. Среди многих тысяч приезжающих в германскую метрополию немало выдающихся личностей, прибывших в Берлин по служебным или личным делам. Например, в данный момент здесь (отель Эспланада) находится старший секретарь американской делегации межпарламентского союза[594] доктор Колл из Вашингтона, за которым через неделю последуют еще несколько американских сенаторов. Затем в ближайшие дни в Берлине ожидают нью-йоркского брандмайора[595] Джона Килона, который, так же как и бывший министр труда Дэвис[596], остановится в отеле Адлон[597].
Из Лондона прибыл Клод Монтефьоре[598], председатель Всемирного союза либерально-религиозного еврейства, съезд которого пройдет в Берлине с 18 по 21 августа; он остановился с сопровождающей его секретаршей, леди Лилли X. Монтегю, в отеле Эспланада[599].
Так как погода отвратительная, то рекомендуется
