Обыкновенная война - Борис Геннадьевич Цеханович

– Я же сказал «Смирно!» – Неистово заорал я и дал ещё одну очередь веером над головами. Стояли все, стоял по стойке «Смирно» старшина и командир взвода. По лицу Пономарёва, вытянувшегося в струнку, катились капли пота, а в землянке стояла тишина, лишь с потолка через щели с шорохом сыпалась земля, потревоженная пулями. На улице слышались встревоженные крики. Послышался шум, откинулся полог, закрывающий вход и в землянку попытался сунуться замполит.

– Назад, Кирьянов, я здесь сам разберусь, – Алексей Иванович, увидев направленный на него автомат, мгновенно испарился.

Я опять навёл автомат на солдат: – Если кто дёрнется, захочет в героя поиграть – грохну не задумываясь. Старшина, бери сковородку, делай мне яичницу.

Старшина стал судорожно метаться по землянке, руки у него дрожали. Часть яиц было разбито неудачно и упало на пол. Я же достал левой рукой пистолет, снял с предохранителя и о край кровати передёрнул затвор. Положил рядом с собой на кровать. Метание старшины закончились, а ещё через пять минут яичница была готова. Прапорщик Пономарёв поставил сковородку на табуретку передо мной, отошёл к печке и снова принял строевую стойку. Остальные, пока старшина готовил мне, стояли не шелохнувшись, только следили за всем происходящим испуганными глазами. Лагерев был бледнее полотна. Не опуская автомата, я левой рукой неловко ел, не спуская глаз с солдат. Закончив кушать, швырнул сковородку под ноги присутствующим. Все вздрогнули.

– Что, Лагерев, списал уже комбата?

– Товарищ майор, – начал оправдываться побледневший сержант, – Вы неправильно поняли меня….

– Я вас прекрасно понял, сержант. Рано вы меня списываете.

Сделав шаг в сторону, чтобы было удобнее стрелять, я направил автомат на полку с посудой первого взвода и нажал на спусковой крючок. Свинцовый ливень ударил в полку. Первая очередь смела и продырявила все солдатские котелки. Не успели они упасть на пол, как новая струя пуль разнесла вдребезги фарфоровые тарелки и чашки, которые взвод натаскал из брошенных домов. В последнюю очередь были расстреляны кастрюли и стеклянные банки с вареньем. Сухо клацнул затвор – кончились патроны. Я отшвырнул автомат и схватил с кровати пистолет. Сделав три скользящих шага к строю замерших в ужасе солдат, я четырьмя выстрелами пробил сковородку. Всё: посуда первого взвода была уничтожена. Опустив руку с пистолетом, отошёл обратно к кровати и сел. После стрельбы в землянке и на улице установилась мёртвая тишина.

– Кирьянов. – Позвал замполита.

– Я, – поспешно отозвался Алексей Иванович с улицы.

– Строй батарею. Все сто процентов должны быть в строю. Понял меня?

– Так точно, товарищ майор, – послышался голос замполит и подал команду на построение. Топот ног, голоса сержантов и через некоторое время всё затихло.

– А вас, что команда строиться не касается? Бегом марш, на построение. – Солдат выдуло как ветром из землянки, следом за ними вышли старшина и командир взвода. Я остался один, залез рукой в ящик с патронами и стал не спеша набивать использованный магазин. Также, не торопясь, снарядил патронами пистолетный магазин. Послышался шорох, откинулся полог, закрывающий вход.

– Товарищ майор, батарея по вашему приказанию построена. – Я оглядел Алексея Ивановича.

– Ну что ж замполит, пошли к батарее.

Щурясь от ярких лучей солнца, медленно прошёлся вдоль строя. Второй и третий взвод смотрели на меня вопросительно и с недоумением, а первый взвод стоял, потупив глаза.

– Сержант Лагерев, выйти из строя. – Командир машины вышел на несколько шагов и повернулся к строю.

– Сюда, товарищ сержант, на середину строя батареи, – когда сержант встал рядом со мной, продолжил, – постой здесь, послушай, что комбат скажет. Да и все остальные послушайте. Такой борзоты, какая сейчас произошла, я ещё не видел.

– Вы, наверное, думаете, что служба у комбата – лафа. Попивает коньячок, ничего не делает. Ходит тут «перцем», командует. А тут ещё после боя три дня батареей командует старший лейтенант Кирьянов. Ага…, значит комбата отстранили от должности. И он тут уже никто. Да, товарищ Лагерев? – Я остановился перед сержантом и впился взглядом ему в лицо. Лагерев отвернул лицо в сторону и молчал. Рукой, взяв его за подбородок, с силой повернул его голову к себе, – смотреть мне в глаза, сержант. Как шкодить – так смелый, а как отвечать: глазёнки в сторону. – Я вновь повернулся к строю.

– Так…, – протянул задумчиво, – значит, эти полтора месяца, которые мы вместе прослужили, и не просто прослужили, а прошли вместе через все трудности, опасности, вместе создавали вот этот воинский коллектив…. А ведь неплохой создали. Противотанковая батарея у командования полка на хорошем счету. Вместе воевали. Даже пили вместе один и тот же коньяк. Правда, вы в своём коллективе, а я с офицерами. Значит, всё это можно вычеркнуть? Просто взять и забыть?

– Да…, может быть, я с вашей, солдатской, точки зрения – плохой командир. Такой плохой, что вы не видите необходимости поддержать его в эту трудную минуту. Да, для меня эта минута не только трудная, а очень трудная минута. Возбуждено уголовное дело. Главный обвиняемый – я. Чем оно закончится для меня – неизвестно. Ведь кто-то должен отвечать за двенадцать трупов, за два танка и одно БМП. И в это трудное время офицеры и прапорщики полка оказывают мне всемерную поддержку, и не только словами, но и делом. Да…, в том числе и яйцами, которые сейчас и стали причиной вот этого разговора. Я бы понял, если бы товарищ Лагерев подошёл ко мне и один на один сказал: – «Вот тебя сняли с должности, и сейчас тебя отправят или в Свердловск, или в тюрьму. Так правильно и сделают, потому что ты был плохим командиром и батарея вздохнёт с облегчением. Вместо тебя пришлют нового командира, который будет лучше тебя командовать. Тогда мы будем жить и воевать веселее». Вот если бы Лагерев сделал так, то мне, конечно, было бы больно это услышать, но это было бы более человечно чем то, что он сделал сейчас.

Все, за исключением первого взвода, который упорно не подымал от земли взглядов, смотрели с удивлением на меня и Лагерева. Я помолчал, приводя мысли и чувства в порядок, а потом продолжил.

– Так вот, товарищ Лагерев, открыто и нагло, в присутствии командира взвода, личного состава первого взвода отказал, как он, наверно, думал, своему бывшему комбату дать сковородку, чтобы старшина ему пожарил яичницу. Тем самым он высказал свою позицию, наверно и позицию первого взвода, что я больше для них не командир батареи. Я пока об остальной батарее не говорю.

Послышалось несколько протестующих