Обыкновенная война - Борис Геннадьевич Цеханович

Я напряжённо вслушивался в ночную тишину. На том берегу послышался лёгкий шум и неразборчивое бормотание нескольких голосов. Осторожно положил перед собой три гранаты, уже с разогнутыми усиками, готовый метнуть их, как только услышу плеск воды.

Но через минуту из темноты послышался голос: – Майор, хорошо. Мы сейчас уходим, но знай. Мы тебя всё равно достанем. – Послышался шум уходящих от арыка людей, ещё через пару минут взревело БМП и шум двигателя, постепенно затихая, пропал вдалеке.

Подождал минут семь-восемь, опасаясь хитрости со стороны разведчиков. Потом приподнялся и выстрелил с ракетницы за арык. Несколько секунд, в течение которых ракета висела в воздухе, было достаточно чтобы убедиться – берег арыка пуст. Не торопясь, уложив боеприпасы в подсумки, направился в расположение батареи. А дальше всё пошло по заведённому уже порядку. В 23:00 вместе с сержантом Торбан заступил на дежурство на своём командном пункте. Ночь была тихая и тёплая. Изредка постреливали дивизионы, в основном они освещали передний край боевиков в расположение первого и третьего батальонов. Несколько раз артиллеристы открывали огонь по каким-то, только им известным целям. Но, выпустив снарядов по двадцать, вновь переходили на осветительные. Примерно раз в минуту над участком обороны восьмой роты, за которой мы стояли, в небо взлетала осветительная ракета и пока она сгорала в высоте, десятки глаз дежурных смен напряжённо прощупывало все места, где мог затаиться противник. На груди у меня висел бинокль ночного видения и периодически его подносил к глазам, осматривая в него не только свой район, но и соседний. Передний край жил своей обычной жизнью. То там, то здесь постукивали автоматы и пулемёты дежурных смен. В третьем батальоне пулемётчик-виртуоз самозабвенно выстукивал своим пулемётом музыкальную мелодию: «Та,та – Та,та,та – Та, та. Та. Та…». Эта незамысловатая мелодия в свою очередь вызывала в голове строчки из песни футбольных фанатов: – «Спартак чемпион, Динамо чмо…».

Если второй взвод батареи стоял в поле, то третий взвод стоял рядом с зелёнкой. И в свою очередь солдаты взвода периодически кидали с подствольника в зелёнку гранаты, изредка взрыкивал КПВТ и стайка пуль: разрывных и трассирующих пронизывала заросли насквозь. Практического смысла ведения такого, как выражаются солдаты, беспокоющего огня я не видел. Считаю, что наоборот, такой огонь выдаёт место, где находится дежурная смена. Конечно, чисто психологически такой огонь успокаивал самих дежурных и тех, кто отдыхал. Своим огнём они говорили всем: – Не спим мы. Дежурим. Отдыхайте спокойно.

Среди ночи, оставив сержанта Торбан патрулировать командный пункт, я спустился в землянку, чтобы выпить кофе. Сидя на кровати, с кружкой ароматного напитка в руке вдруг вспомнил о ящике с гуманитарной помощью, которая выдавалась каждому солдату и офицеру. Её привезли из Бурятии от комитета солдатских матерей и выдавали к празднику. Получал её Кирьянов. Ящики были одинаковые по размеру, но мне и себе он выбрал ящики большего размера. После построения все начали вскрывать посылки и показывать друг другу, что они получили. Посылки собирали дети Бурятских школ и в каждом ящике помимо подарков лежали и письма от детей. Их трогательное содержание, где они писали: чтобы мы были храбрыми, с честью преодолевали все трудности, брало за душу. Когда мы разглядели у всех содержимое посылок, я позвал Алексея Ивановича и приказал при всех вскрыть свой ящик, чтобы посмотреть что там. Долго все смеялись, глядя на растерянное лицо Кирьянова, когда он начал вынимать из ящика одно за другим хлопчатобумажное обмундирование пожарника, образца тридцатых годов. Обмундирование было новое: не ношенное, но с латунными пуговицами и широченными галифе. Я свой ящик вскрывать не стал, посчитав, что и у меня тоже самое. А сейчас вспомнил и решил его открыть. Если там обмундирование, то его одену, а то которое на мне постираю, но был приятно удивлён. В отличие от замполита, у меня в ящике лежали разнообразные мелочи нужные в повседневной военной жизни. Помимо спичек и сигарет в ящике лежали носовые платки, зимние рукавицы, около тридцати цветастых трусов, несколько пар тёплых носков, шапка морского пехотинца и с удивлением я достал из ящика полностью оборудованный, новый костюм лесничего советского образца. Правда, не мой размер. Я покрутил на руках перед собой костюм и положил его обратно в ящик.

Утром, в одиннадцать часов, я сидел в землянке и разглядывал свою рабочую карту, так как пехота правее дороги продвинулась ещё дальше в сторону Чечен-аула и стояла впереди батареи в восьмистах метрах. В противоположном конце землянки на нарах сидели солдаты первого взвода и о чём-то тихо переговаривались. Командир взвода удобно расположился перед печкой и время от времени подкидывал туда дрова, шуруя в печке шомполом от автомата, отворачивая лицо от жара. Полог входа откинулся и в землянку, кряхтя от усердия, ввалился старшина.

– Товарищ майор, ходил на продовольственный склад дополучать продовольствие. Вам лично продовольственики передают сорок яиц и тушёнки. Просили передать, что они поддерживают вас. Сделать вам яичницу? – прапорщик выжидающе посмотрел на меня.

Глядя на старшину, в этот момент, как-то сразу и окончательно решил про себя: – Хватит, Боря. Весь полк тебя поддерживает, а ты раскис как кисейная барышня. Следствие всё расставит по своим местам. А тебе пора брать опять руководство батареей на себя.

Довольный принятым решением, с удовольствием потянулся и махнул рукой: – Давай старшина, сваргань-ка яичницу.

Старшина услужливо засуетился, вынимая из пакета яйца и масло, повернулся к солдатам: – Лагерев, дай-ка сюда вашу чугунную сковородку.

Командир машины Андрей Лагерев спокойно поглядел на старшину и с неожиданным вызовом заявил: – Нам самим она нужна….

Командир взвода и старшина в изумлении от такой наглости застыли, глядя на сержанта. А солдаты тихонько начали отодвигаться по нарам в сторону от Лагерева, увидев мгновенную мою реакцию на слова своего сослуживца. Волна бешенства родилась где-то в глубине меня и начала стремительно разрастаться и рваться наружу. Лицо обдало холодом. С самого начала я с настороженностью относился к Лагереву. Был он с ленцой, хотя и выполнял всё, что ему

приказывали, но старался вести себя независимо. В любой момент ожидал, что Андрей рано или поздно что-нибудь выкинет, но такой наглости, да ещё в такой момент просто не ожидал.

Ощутив в руках холод металла автомата, дальше действовал автоматически: палец лёг на флажок предохранителя, надавил его. Щелчок, флажок зафиксировался на автоматической стрельбе. Передёрнул затвор.

– Встать! Смирно! – Все команды были поданы свистящим шёпотом, но они были слышны в каждом углу землянки. Все вскочили, но мне показалось, что команда была выполнена не