Восприятие мира у детей - Жан Пиаже

Какими могут быть в случае артификализма эти неявные психические установки? В двух словах, ребенок уверен, что все объекты, в том числе и природные, сделаны, чтобы…, так обычно и говорит ребенок. И вот, будь то солнце, озеро или гора, они «сделаны, чтобы» греть, плавать на лодке или забираться наверх, а это подразумевает, что они сделаны для человека и потому с человеком очень тесно связаны. И потому, когда у ребенка спрашивают или когда он задумывается сам, откуда взялось солнце, озеро или гора, ребенок сразу думает о человеке, и психическая установка «солнце и т. д. сделано для человека» рождает формулировку «солнце и т. д. сделано человеком». Переход от «сделано для» к «сделано кем-то» объясняется легко, ведь жизнь ребенка полностью организована родителями, а потому всё, что «сделано для», он считает «сделанным кем-то», а именно, отцом или матерью. Итак, за артификалистской формулировкой, спровоцированной опросом, скрывается антропоцентрическая партиципация, которая, как мы понимаем, и составляет истинное ядро спонтанного артификализма, и к тому же нужно предположить, что это ядро состоит из простых чувств и простых мыслительных установок. Именно это мы и постараемся показать.

Пытаясь уточнить спонтанные тенденции, объясняющие детские ответы об анимизме, мы обнаружили, что истинный детский анимизм, то есть тот, что существовал до нашего опроса, оказался не столько явным и системным анимизмом (кроме убеждения, что светила и облака следуют за нами), сколько простым интенционализмом. Ребенок ведет себя так, будто природа пронизана намерениями, будто нет ни случайности, ни механической необходимости, будто каждое существо в силу внутренней и намеренной деятельности стремится к определенной цели. А потому если у ребенка спрашивают, например, «знает» ли туча или река, что она движется, или «чувствует» ли она, что делает, то ребенок отвечает утвердительно, потому что переход от интенциональности к осознанности очень прост. Но этот ответ не выражает истинной мысли ребенка, поскольку ребенок никогда не задавал себе такого вопроса, а без нас никогда и не задал бы, разве что в тот момент, когда он уже теряет подспудную веру в интенциональность вещей.

Артификалистские ответы на наши вопросы о происхождении разных объектов позволяют нам провести очень похожий анализ. Более того, ментальные установки, говорящие о спонтанности детского анимизма, почти те же, с небольшими вариациями, что свидетельствуют о спонтанности детского артификализма. Мы сразу поймем, и почему детский артификализм так стоек, и почему артификализм с анимизмом друг друга дополняют – во всяком случае, на ранних стадиях.

В самом деле, детский интенционализм зиждется на подспудном предположении, что все в природе имеет свой officium, служебный долг, и каждый объект призван его исполнять согласно своим свойствам. В каком-то смысле это предполагает анимизм, иначе как неразумное существо может играть свою роль в общественном мироустройстве? Но такая картина мира предполагает также распоряжения и, главное, руководителей, а подчиненные существа как раз и созданы им служить. Само собой, именно человек и ощущается таким руководителем и причиной существования всего на свете. – Детям даже в голову не приходит подвергнуть этот принцип сомнению, а потому он никогда и не произносится вслух – если принять, что принципы не произносятся, пока в сознании не возник вопрос, то есть пока они прямо или косвенно не подверглись сомнению. Итак, артификализм и анимизм составляют две взаимодополняющие установки сознания. Вернемся с этой точки зрения к трем группам явлений, которые, как нам кажется, подтвердили спонтанность анимистической установки у ребенка, а именно к финализму, предпричинности и смешению физических законов с моральными.

Прежде всего, финализм ребенка говорит не меньше, а то и больше, в пользу существования некоего артификализма, чем в пользу анимизма. Конечно, когда ребенок говорит, что солнце идет за нами вслед, «чтобы нас согреть», он наделяет солнце намерениями. Но если исследовать общность определений «через использование» (Бине и Симон), мы увидим, насколько тесно они связаны с артификализмом. Бине, как известно, показал, что когда ребенка 6–8 лет спрашивают, «что такое вилка», он отвечает: «это чтобы есть», а на вопрос «что такое мама» он отвечает: «это чтобы о нас заботиться» и т. д. Общность таких определений «через использование» была подтверждена всеми, кто проверял пригодность тестов Бине и Симона. Однако такие определения, начинаясь словами «это чтобы», распространяются на всю природу, а также на объекты и людей из окружения ребенка (J. R., гл. IV, § 2). Та же картина наблюдается, даже если мы стараемся не требовать от ребенка давать целый ряд последовательных определений (что вело бы к бессмысленному повторению), а во время опроса внезапно спрашиваем, «что такое гора?» или «что такое озеро?». Гора – «это чтобы на нее забираться», «чтобы с нее кататься», а озеро – «это чтобы плавать на лодке», «это для рыбы» (то есть для рыбаков). Солнце – «это чтобы греть». Ночь – «это чтобы спать». Луна – «это чтобы светить». Страна – «это чтобы путешествовать». Облака – «это чтобы шел дождь», «чтобы на них сидеть Господу Богу». Дождь – «это чтобы поливать», и т. д. Кажется очевидным, что такой склад ума, не только финалистский, но утилитарный и антропоцентрический, должен быть неизбежно связан с артификализмом – иначе говоря, определение «это чтобы» подразумевает «это сделано, чтобы».

Далее мы видели, что предпричинность, о которой свидетельствуют детские вопросы и особенно «почему» детей с трех до семи лет, – это одна из самых прочных привязок анимизма к остальным факторам детского мышления. В самом деле, предпричинность подразумевает смешение психического и физического аспекта, так что истинную причину некоего явления следует искать не в вопросе «каким образом?» в отношении его физической реализации, а в намерении, которое и есть отправная точка данного явления. Но это намерения одновременно и артификалистского, и анимистического порядка. Скажем для большей наглядности, что сначала ребенок видит повсюду сплошные намерения и лишь затем старается их классифицировать, разделяя намерения самих вещей (анимизм) и намерения их изготовителей (артификализм). Так, когда Дэл (L. P., гл. V) спрашивает про шарик, катящийся с горки, «почему он катится?», Дэл думает о намерении шарика, поскольку добавляет: «Он знает, что вы в той стороне?» Здесь предпричинность повернулась в сторону анимизма. Но когда Дэл спрашивает про горы в Швейцарских Альпах, почему есть два Салева, Большой Салев и Малый Салев, а Маттерхорн только один, или когда он спрашивает, почему Женевское озеро доходит только до Лозанны, а до Берна не доходит, или же когда пятилетний ребенок, упомянутый Стэнли Холлом[63], спрашивает: «Почему луна только одна?» и «Почему она не такая яркая,