Русский город Севастополь - Сергей Анатольевич Шаповалов

Кадыкой. Позади деревни расположено две батареи. От батарей влево тянется непрерывная линия укреплений, подходящая правым флангом к горе Спилии. На уступе горы стоят ещё две батареи. Так же замечены работы по ведению траншеи в направлении Сапун-горы по линии заложенных редутов.

– Как вы хотите совершить внезапную атаку? – Меньшикову показалась идея удара в тыл противнику весьма заманчивой.

– Натиск от Чоргуна на редуты, – пояснил Липранди. – Второй этап – бросок к Сапун-горе со слабо укреплённой стороны. По прибытию подкрепления – атака на Балаклаву. Для выполнения плана мне необходимы три дивизии, лучше – четыре и вся артиллерия, что есть при дивизиях. Ещё нужно задействовать всю имеющуюся под рукой конницу: три драгунских полка, два гусарских и три казачьих. В первый день взять редуты, закрепиться. На второй день подняться на Сапун-гору тремя колоннами. Стремительно атаковать англичан. Французы на помощь прийти не успеют, так, как отделены глубокой балкой. Имея преимущество в кавалерии и в конной артиллерии, мы сможем отбить кавалерийские атаки противника и отбросить их в долину за Сапун-горой.

– Что думаете? – обратился Меньшиков к Горчакову.

– План полковника Попова хорош. Стремительный смелый натиск на английские позиции Инкермана может привести нас к успеху. Однако вы забыли, что мало только взять батареи, надо ещё их удержать. А если противник задействует вторую линию обороны, нас просто перебьют картечью, а после расстреляют плотным ружейным огнём. Потом, чтобы из Севастополя подвести тяжёлые орудия, нужно время. Будет ли оно у нас?

– В итоге? – не терпелось Меньшикову.

– Я бы выбрал план генерала Липранди. Единственная трудность: мы не в состоянии задействовать три дивизии. Рискованно. В бой возможно пустить не больше одной.

– Но с одной дивизией наступление немыслимо, – возразил Липранди. – Противник тут же разгадает наши действия. Он будет знать, куда мы хотим нанести удар.

– Постойте! – Меньшиков внимательно посмотрел на карту, решительно сказал: – Балаклаву брать не будем. Главное сейчас – не дать противнику подготовить штурм Севастополя. Надо перерезать Воронцовскую дорогу, как вы сказали, вот здесь, – указал он. – Дорога идёт от Севастополя на юго-восток, проходит через позиции англичан, спускается через равнину к Балаклаве. Это единственная дорога, по которой противник может быстро перебросить большое количество войск и боеприпасов. А мы встанем поперёк. Пусть англичане таскают снаряды и порох окольными тропами. Посмотрим, как у них это получится. Но удар необходимо нанести до того, как противник укрепит подступы к Воронцовской дороге. Вы говорите, они редуты строят?

– Да. И заложили траншею, – подтвердил Липранди.

– Не успеем взять сейчас – потом и тремя дивизиями ничего не сможем, – сделал вывод Меньшиков.

***

Дед Михо не торопил лошадку. Телега медленно тащилась по Воронцовской дороге. Впереди открывалась долина Чёрной речки. По правую руку возвышались Федюхины горы, по левую – гряда безымянных холмов. Долина заканчивалась пологим склоном Сапун-горы. Гряда этих безымянных холмов делила долину надвое: с одной стороны Балаклавская, с другой – Северная, по которой протекала Чёрная речка, и параллельно реки был прорыт водопроводный канал. Там же, у подножья холмов и пролегла Воронцовская дорога. Первый холм, который находился возле Сапун-горы, небольшой, высотой не более двадцати аршин. Но следующий становился выше, а за ним ещё выше. Самый дальний почти сливался с горной грядой. На вершинах холмов виднелись земляные насыпи. В насыпях прорезаны амбразуры, из которых выглядывали жерла орудий. Перед редутами устроены завалы.

Казаки из разведки рассказали, что в редутах находится турки. Однако среди них частенько замечали красные мундиры английских офицеров. Не веря в стойкость солдат Сиятельной Порты, Раглан решил усилить линию обороны. Приказал заложить между редутов дополнительные батареи, а так же вырыть траншею, которая бы связала редуты между собой и выходила к основной циркумвалационной линии.

На вершине самого высокого холма люди в одних рубахах копошились вокруг жёлто-бурой земляной насыпи. Взмахивали кирками, работали лопатами и заступами, носили бревна, ставили туры….

– Нам сюда, – решил Павел.

Дед Михо свернул с дороги на холм. Пришлось слезть с телеги и идти рядом. Подъем был не очень крутой, но неровный, весь в овражках. Приходилось обходить слоистые каменные надолбы, будто проросшие из земли. Лошадка тяжело раздувала бока, напряглась, низко опустила голову, но тащила телегу вверх.

– Вот же умница! – подбадривал её дед Михо. – Давай, милая, давай!

Трава на склоне скудная, пожухшая. На ветру колыхался колючий сухой татарник. Какие-то маленькие цветочки: беленькие, жёлтенькие, синенькие – словно разноцветные капельки, ещё смели радоваться солнцу, невзирая на осенние ночные холода.

Впереди показались завалы из нарубленных кустарников вперемешку с камнями. В завалах виднелся небольшой проход, возле которого стояли двое часовых в синих мундирах и малиновых фесах. Увидев торговцев, солдаты закричали на непонятном языке, грозя ружьями.

– Мы торговцы, – попытался объяснить им дед Михо на татарском. – Везём вам еду.

Но солдаты его не понимали. Они были высокие, смуглые, с черными свисающими усами. Один даже взвёл курок на ружье и прицелился.

– Да, погоди ты, – упрашивал его дед Михо. – У нас здесь еда, – указывал он на телегу.

Сверху, от насыпи к ним направился турецкий офицер. Он совсем не походил на подчинённых: лицо светлое, нос сливой, хотя усы такие же черные и длинные.

– Эй, чего вам надо? – крикнул он

– Мы торговцы, эфенди, – ответил дед Михо.

– Что привезли? – заинтересовался офицер.

– Вот, – старик откинул рогожу, открывая корзины. – Хлеб свежий.

– Свежий? – Офицер раздвинул часовых и подошёл ближе заглянул в телегу.

– Сыр солёный, – продолжал дед Михей.

– Сыр! – с благоговеньем повторил офицер и сглотнул комок.

– Свежий, эфенди, – подтвердил дед Михо и достал из телеги широкую глиняную посудину, где в желтоватом рассоле плавали белые шарики козьего сыра. – Понюхайте, эфенди.

– А ещё что у тебя?

– Бастурма есть. Птица домашняя – сегодня забили. Даже сахар колотый есть.

– А ты откуда, старик? – подозрительно взглянул на него офицер.

– В Ялте лавку свою держу. Спроси у любого, эфенди, хоть в Севастополе, хоть в Евпатории, хоть в Ялте – Михо гнилым товаром не торгует. И беру я недорого.

– Постой, а как ты проехал сюда? На дорогах казаки стоят.

– Казаки любят ракы. Я отличный ракы всегда с собой вожу, на миндальных орешках настоянный, в дубовых бочках выдержанный. Налью казаку, и он пропускает меня, куда захочу.

– Проезжайте, – разрешил офицер и что-то приказал караульным. Те посторонились. – Сыр, говоришь, у тебя свежий?

– Из лучшего жирного молока, – расхваливал дед Михо.

– И хлеб!

– Ещё утром в тандыре набухал. Даже не остыл.

– Хорошо, хорошо! – радовался офицер. – От этих английских бисквитов с червями всех уже воротит. Мясо дают – настоящую дохлятину. Сами, шайтаны, хорошее едят, а нам, туркам, всякое гнилье