Гаврила Державин: Падал я, вставал в мой век... - Арсений Замостьянов

Император увидел в таком поведении признаки ненавистной дворянской вольницы. Он решил напугать старика и закричал с возмущением: «Слушайте, он почитает себя лишним в совете!» При это «глаза его, как молнии, засверкали». Крик этот предназначался вельможам, стоявшим в предбаннике кабинета, среди них выделялся Архаров, тогдашний царский любимец. А Державину император заявил в грубоватой манере: «Поди назад в сенат и сиди у меня там смирно, а не то я тебя проучу!» Выскочив из залы, Державин в забытьи выпалил достаточно громко, чтобы многие услыхали: «Ждите, будет от этого царя толк».

А Павел Петрович просто преподал урок всем екатерининским старикам… В указе говорилось прямо: «Тайный советник Гаврила Державин, определённый правителем канцелярии совета нашего, за непристойный ответ, им пред нами учинённый, отсылается к прежнему его месту».

Общество питалось преувеличенными слухами о размолвке императора с Державиным. Поговаривали, что поэт, отвечая на замечание государя, заявил запальчиво: «Переделать себя я не могу». Болотов в своих записках назвал этот сюжет красноречиво: «Государь наказывает одного из ближних своих вельмож за необузданность языка».

Тут-то Гаврила Романович и вспомнил добрым словом покойную императрицу, которая не устраивала сцен из-за пустяковых противоречий и чётче распределяла обязанности.

Какое политическое будущее ожидать после такой оплеухи? Пришлось заседать в Сенате в скромнейшем межевом департаменте. Державин попросил было заступничества у князя Репнина — тот уклонился. Гаврила Романович затаил обиду — ведь он воспевал князя в «Памятнике герою», но Репнин знал, что не стоит испытывать терпение императора доводами о невиновности Державина. Тогда пиит решил «возвратить себе благоволение монарха посредством своего таланта». Что может быть проще? Раз, два, три — и перед вами ода «На новый 1797 год»:

Кто сей, щедрей ЕкатериныИ ревностней ещё Петра?Садить в сердца блаженства крины,Потоки злата и сребраВоздержностью пролить желает,Собою роскошь истребляет?

Ох уж эта извечная рифма: «Екатерины — крины». Да и вообще ода вышла натужная, хотя Державин, не кривя душой, перечислял некоторые достижения первых месяцев нового правления. Но простодушный адресат ликовал.

Государь тут же пригласил Державина к аудиенции и снял опалу. Отныне его снова пускали в «кавалерскую» залу дворца…

Никто не верил, что он искренне воспевал императора. В «Объяснениях» пришлось оправдываться: «Удивительная щедрота, неутомимая заботливость в отправлении дел, в первые дни оказанные, ежели бы соображены были с благоразумием, то бы государь сей по справедливости был наивеличайший; но последующее время доказало, что это было движение какого-нибудь первого внушения или осыпать благодеяниями, или повергнуть в несчастие. Он имел весьма острый и просвещённый ум и сердце чувствительное и склонное к добру (ср. строфу 7-ю); но недостаток благоразумия или чрезвычайно вспыльчивый нрав всё то в ничто обратили».

После возвращения «царской милости» на радостях Державин порадовал лихим экспромтом старого приятеля — Петра Гасвицкого — хотя в те дни изводила поэта зубная боль:

Что с тобой сталось, Пётр богатырь,Или ты принял ревень, нашатырь?Иль некая дура,Гранку меркураПринудив принять,Дома велела лежать?Давно тебя, друже, давно уж не видно:Право, обидно, —Право, и стыдноИ скучно уж мнеЖить без тебя, словно в пустыне.Иль ты сердит за что-либо стал,Иль прочь что тебя намнясь я прогнал?Право, не в пору, в самый задорБряк ты на двор,Как у меня был лепых собор,И с ними молол всякий я вздор.Ну же, ты плюнь на них, не сердися:Как прежде, ко мне поутру явися…

И так далее. После таких припевок, без предисловий перейдя к прозе, Державин очень откровенно (в дружеском насмешливом стиле) поведал Гасвицкому о политическом стиле нового императора: «Был Государем сначала изо всех избран и в милости; но одно слово не показалось, то прогневал, однако по малу сходимся мировою, и уже был у него несколько перед очами. Крутовато, братец, очень дело-то идёт; ну, да как быть?.. Я слышу, ты получа о мне вести, что мне не очень хорошо, перепугался; но не опасайся, братец: ты знаешь, как я эти вещи принимаю — и слава Богу, всё-таки тот же. Верный твой всегда».

Это не бахвальство. Державин действительно успел привыкнуть к переменчивой придворной погоде и даже на крушение надежд поглядывал философски. Павел не разбирался в поэзии, но придирчиво вчитывался в стихи, выискивая крамолу. В 1798 году готовилось издание стихов Державина — включая давнее «Изображение Фелицы», то самое, за которое корил поэта Капнист. Две строки, на которые в прежние годы никто не обратил внимания, цензура вычеркнула:

Самодержавства скиптр железныйМоей щедротой позлащу.

Пожалуй, углядели унижение царской власти и бахвальство поэта. Державин считал, что он таким образом прославляет «снисходительное правление». Но Павел и не стремился показаться снисходительным. «Автор чрез генерал-прокурора князя Куракина просил доложить императору, объясняя, что ежели императрица, тоже самодержавная государыня, с удовольствием приняла сию мысль, то не может быть противно оное и государю, рассыпавшему в то время великое множество своих благодеяний и щедрот», — вспоминал Державин. Но Павел дал Куракину ясную резолюцию: «Государь император приказать соизволил внушить господину Державину, что по искусству его в сочинении стихов подчёркнутые бы переменил, чтоб получить дозволение сочинении его напечатать». Державин не стал изобретать новых строк, оду напечатали с пробелами. Державин от руки вписывал в свои экземпляры книги опальные строки…

Державин приветствовал стихами рождение великого князя Михаила Павловича — и стихи эти стали неожиданно популярны среди аристократов, недовольных императором. Их воспринимали как фронду:

Престола хищнику, тирануПрилично устрашать рабов,Но Богом на престол воззвануЛюбить их должно как сынов.

В екатерининские годы Державин привык критиковать — чаще всего безрезультатно, но почти всегда — безнаказанно.

Читатели и почитатели Державина ненавидели императора. Поэт (неминуемая слабость!) всегда зависит от читательского мнения, и Державин разбрасывал в одах прозрачные фрондёрские намёки, искринки. Что может быть приятнее, чем участь фрондёра в золочёном камзоле?