Охота на Церковь - Наталья Валерьевна Иртенина

нежнейшая душа? Карабановский батюшка Аристархов, добрее которого он никого не знал? Те священники, арестованные в августе, с которыми была знакома Женя?

Дома, немного придя в себя, он дважды вдумчиво прочел статью. В голове прояснилось. Все вещи и слова встали на свои места. Но расстановка была очень и очень скверной. Настолько скверной, что до конца поверить в происходящее он смог, лишь увидев фамилию автора в конце статьи: И.Я. Лаврушин. В верхней части газетной полосы был размещен портрет майора Лаврушина, начальника областного управления НКВД, человека с гладким пухлым лицом и зализанными волосами.

Эта статья и эти обвинения, оцепенело размышлял Морозов, совсем не то, что печатали в газетах весной и летом. Тогда была пристрелка. Теперь – удар тяжелой артиллерией. Уже не ехидца и громовые проклятия, но свинцовый град и огненный дождь на головы. Вранье бронебойное, проламывающее трехметровые стены, прицельное. Вранье, которое не требует себе доказательств, потому что слишком невероятно и потому что слишком чудовищны рисуемые им преступления.

Под портретом Лаврушина помещалась краткая заметка о выступлении майора на предвыборном собрании в Арзамасе. Главный горьковский чекист был кандидатом в Верховный Совет СССР от Арзамасского и Дивеевского избирательных округов. Дата стояла завтрашняя, 16 ноября.

Чтобы откорректировать план поездки, хватило пяти минут. Дорога в Горький пролегала через Арзамас. Кинотеатр «Искра» – почти по пути. Время подходящее. Последняя деталь – распороть грубо заштопанный шов в матрасе и достать револьвер. Наган Грини Кондратьева с полной обоймой. Однажды револьвер уже ездил с Морозовым в Арзамас на поезде, но тогда не пригодился. На этот раз он должен сработать.

И все будет кончено.

* * *

Единственный в Арзамасе кинотеатр выстроил лет двадцать назад местный купец и назвал его первыми буквами своего имени «ГэТэ». Стоял он тогда на перекрестье улиц Сальникова и Новоплотинной, теперь же назывался «Искрой» и адрес имел на улице имени коммунистического основоположника Маркса. Прежде Морозов иногда проезжал мимо этого длинного одноэтажного здания со входом на углу, оформленным портиком и колоннами, хорошо знал окрестные переулки. В одном из них он заглушил мотор.

В запасе оставалось полчаса. Морозов был спокоен. Специально проверил пульс: его собственный мотор работал ровно. Спокойствие и выдержка при натянутых, как тетива лука, нервах – половина дела. Для надежности, чтобы организм не дал осечку, можно даже немного подремать, тем более что поднялся нынче спозаранку, задолго до свету. Проспать он не боялся – долго кемарить в машине не умел.

Сквозь дрему он вдруг почувствовал, что в кабине рядом кто-то есть. Открыл глаза и увидел на сиденье старика. Седые волосы и борода чуть не сияли белизной, а одежда была темная и неопознаваемая, какое-то рубище. Старик ясноглазо и внимательно смотрел на Морозова.

– Ты что тут делаешь, дедушка? – спросонья Николай не очень-то удивился.

– Сироток своих сторожу, – строго, будто выговаривая ему, сказал старик.

– Каких сироток?

– Дивеевских. Разбросало их. А я приглядываю. Твоя-то сиротка твой мельничный жернов на себя взяла, за твою душу своей поручилась. А ты свою душу погубить надумал, – с непонятным укором говорил седобородый. – Жертву ее пустой хочешь сделать?

– Ты про что, дедушка? – Морозов никак не мог выгнать из глаз остатки сна, тер веки.

В голове внезапно что-то переключилось. Ему даже показалось, что он услышал щелчок.

– Что с ней сделали?! – в шальной надежде воскликнул он. – Скажи, если знаешь! Она жива? В тюрьме? Где?

– Не ищи ее. – Старик точно погладил Морозова ясным взором. – Она высоко уже.

На капот машины грузно упала с неба белая чайка. Сложив крылья, стала долбить клювом по лобовому стеклу и настойчиво приговаривать:

– Гражданин! Гражданин! Гражданин!..

В этот миг Морозов понял, что спит и нужно просыпаться. В боковое окно кабины тарабанил усатый милиционер в меховой шапке-финке. Никакого старика в машине, конечно же, не было. Морозов выдохнул, открыл дверцу и на требование милицейского предъявил документ с командировочным листом.

– Почему стоите? – недовольно осведомился страж порядка.

– Сон одолел, товарищ милиционер. Боялся в столб врезаться, вот и прикорнул малость.

Получив обратно документы и веление проезжать, Николай завел мотор. Он глянул на часы: встреча майора Лаврушина с избирателями шла уже двадцать минут. Морозов ругнул себя и откатил полуторку на улицу Маркса, остановил прямо у входа в кинотеатр: сторожиться теперь было ни к чему.

Он вошел в переполненный зал. Проходы между рядами кресел и вдоль стен были забиты людьми. Многие в верхней одежде, в шапках, другие, спасаясь от духоты, держали пальто и тулупы в охапку. Из рук в руки текли ручейком записки для президиума и выступающего. На возвышении перед белым экраном за длинным, составным столом, покрытым алым сукном, восседало местное партийное начальство. В центре – виновник торжества, кандидат в депутаты майор Лаврушин. Широкий торс майора туго перетягивали ремни, грудь украшала недавняя правительственная награда – орден Красной Звезды. Тихий гомон, шуршание и кашлянье арзамасских обывателей-избирателей покрывал его хорошо поставленный командирский голос, в меру пересыпанный эмоциями:

– …Этих колоссальных побед трудящиеся области и вашего района под руководством партии добились в жесточайшей борьбе с врагами народа. Троцкистско-бухаринские мерзавцы, агенты иностранных разведок, эсеровские и поповские диверсионные группы пытались и пытаются нанести ощутительные удары социалистическому хозяйству нашей области…

Морозов оценил расстояние до сцены и президиума: точно в цель попасть вряд ли получится. Он стал аккуратно и вежливо протискиваться сквозь публику, на ходу расстегивая пуговицы куртки. На него шипели и вполголоса ругались, угрюмый мужик в телогрейке попытался отдавить ногу.

– Враг пробирается на самые ответственные участки хозяйства и там вредит, устраивая диверсии…

У самого возвышения Морозов заметил расставленную охрану с чекистскими петлицами и лычками не ниже сержантских. Их было четверо. Они сдерживали толпящихся впереди и настороженно, как злые собаки во дворе, оглядывали зал.

– Особенно злобствуют по всем районам области поповско-фашистские мракобесы. Тут, товарищи, такая деталь. Кулацкие последыши и кликуши распространяют слухи, будто попов, дескать, арестовывают на время избирательной кампании, а после выборов отпустят. Вздор это, товарищи! Вы можете быть совершенно спокойны: церковники, арестованные нами за контрреволюционную деятельность, не вернутся и после выборов.

В спину Морозову грубо ткнулся чей-то кулак. Он обернулся – под нос сунули записку, чтобы передал дальше. Он зажал бумажку в левой руке. Правую держал на поясе, сквозь свитер касаясь рукояти револьвера. От жара, созданного дыханием нескольких сотен человек, и нервного напряжения он взмок. Капли пота щекотали лицо. Чем ближе к сцене, тем плотнее стояли люди. Продвижение его замедлилось.

– Во главе преступной деятельности церковников нашей области стоял митрополит Феофан (Туляков). Он раздавал отцам духовным